Он клокотал, извергался и в то же время смотрел на себя как бы со стороны, как бы рядом с ним был он другой, кто оценивал его, поправлял, направлял. Ему нужно было это клокотанье, требовалось это извержение. Он ощущал себя избранным. Отмеченным некою высшей метой. А мету надо было оправдывать. Отрабатывать ее.
Сеничкин была фамилия семиклассника, обсуждавшегося на совете последним.
– Ну-ка, поближе, поближе к столу, – потребовала Галя. – Посмотри своим товарищам в глаза. Давай расскажи им, как от тебя весь класс стонет!
– Что он от меня стонет, – вяло отозвался приблизившийся к столу Сеничкин.
– Ах, ты не знаешь, что стонет! – воскликнула Галя. – Думаешь, прикинешься незнающим, всех тут вокруг пальца обведешь? Не выйдет! Урок не выучил – физику сорвал! Урок не выучил – алгебру сорвал! Двойка по поведению в четверти у тебя наклевывается – ты не знаешь?!
Сеничкин, с подсунутыми под ремень большими пальцами рук, подняв глаза к потолку, ухмыльнулся. И ничего не сказал.
– Он ухмыляется! Нет, поглядите на него! Ворон по сторонам считает! – прокатилась вокруг стола, за которым заседали, быстрая волна голосов.
Лава, клокотавшая внутри Лёнчика, ударила неудержимым огненным фонтаном. Совет длился уже почти два часа, Сеничкин последний, жерло вулкана стало было затягиваться остывающей коркой, но в том, как Сеничкин держал себя, в его поведении было такое, что остывающую корку прорвало в одно мгновение.
– Опусти руки! – яростным голосом проговорил Лёнчик. – Как ты стоишь! Ты не где-нибудь, ты на совете дружины перед товарищами ответ держишь! Посмотри, рубашка у тебя вся взодралась, каков видок! Вытащи руки, заправь рубашку!
Сеничкин, бросив взгляд на Лёнчика, снова ухмыльнулся. Но пальцы из-под ремня он вынул и даже дернул за подол рубахи, поправил ее.
Галя, заметил Лёнчик, смотрела на него с одобрением и благодарностью. Давай так и дальше, хорошо, говорило ее лицо.
Лёнчика охватило воодушевление. Он двинул стулом и, шумно вскочив, вышел из-за стола, встал за стулом, взявшись руками за спинку.
– Ты думаешь, Сеничкин, ты просто урок сорвал? Ты не урок сорвал – ты преступление совершил! Нам партия все условия создала, чтобы мы учились, знаний набирались, чтобы родину потом в надежные руки передать, учеба – это наша работа, наш пятилетний план, а ты, получается, не просто свой, личный план не выполнил, а и другим его выполнить не дал. Все равно как целому цеху на заводе! Вот что ты сделал, Сеничкин! Думаешь, преувеличиваю? Ничего подобного! Это я тебе перспективу рисую. Горький, помнишь, что говорил? От хулиганства до фашизма – один шаг. Сегодня урок сорвал, завтра еще вроде того – и всё, законченный фашист!
Сеничкин слушал его с непроницаемым лицом. Он уже не ухмылялся, не вскидывал на Лёнчика глаза, стоял смотрел в сторону с таким видом – как говорил Лёнчик ему что-то, как не говорил.
– Да что, – поворачиваясь к Гале, воскликнул Лёнчик, – ему хоть кол