фараона, которые выманивают публично у детей, женщин, работников последнюю их копейку на приманку выиграть пряник, ножичек, карикатуру на Гизо или Лудвига-Филиппа! Нельзя почти нигде пройти, чтоб не натолкнуться на группу довольно плотную, загораживающую дорогу, в середине которой рыжий человек показывает танцующую обезьяну, или несчастный певец дерет во все горло республиканские, песни, или, наконец, мальчишка, разостлав коврик, кувыркается страшным образом перед скупой и мало великодушной публикой. Так как все это делается непременно под тенью трехцветного знамени, то вы издали можете видеть эту вывеску нового рода. [Я видел одного молодца] С паденьем серьезных индустрии развились в одну минуту ничтожные и нищенские, наподобие итальянских. На каждом повороте и при входе в каждую галерею неимоверное количество мальчишек, женщин, детей, работников оглушают вас предложением журналов, пасквилей, листков со стихами и разных ничтожностей, начиная с кокарды до коллекции гвоздиков, пуговиц и проч. Vouez «La Presse»! Vouez «Le Nationale!»
[111] проч. Иногда бывает трудно пробиться сквозь эту толпу. Но, вместе с тем, чем сильнее завладевают богатыми кварталами самые низшие слои демократии, тем реже делается на них циркуляция. Богатые отпускают своих кучеров, лошадей и спешиваются, словом, как все
{69}. Вы можете видеть [иногда] часто эти иронические и несколько презрительные лица, вокруг которых волнуется [этот] шумный поток [нескольких] индустрии нижнего слоя, неожиданно выкинутый на них революцией. О нищих и говорить нечего. Вообще можно подумать, что революция была сделана с намерением показать Парижу, сколько в нем есть людей с переломанными руками и ногами, женщин, похожих на [обезьяну] издыхающую обезьяну, нищеты, отчаяния и позорной промышленности, унижающей человека.
Дюшатель, вероятно, умирает от негодования в Лондоне при известии об основании более 80 клубов в Париже{70}. Мы уже дали некоторое понятие о них. До сих пор они представляют зрелище самой разнузданной фантазии, чудовищных соображений, народной мысли, выпущенной на волю и гуляющей по горам и лесам. Частые драки не исключены нимало из заседаний, как еще это доказал недавно знаменитый клуб Бланки. Чтобы иметь [некоторое] понятие о материалах их совещаний, самом образе их [упомяну прежде], стоит только привести несколько фактов. В одном клубе (institution oratoire{71}) толковали о составлении двух Палат правительственных: одной la chambre des talentes[112], в которой будет заседать знание и соответствовать старой Палате депутатов, в другой la chambre de la vertu[113], куда вместятся все, получившие Монтионовскую премию{72} добродетели и заместит Палату пэров. По случаю коммерческого и финансового кризиса, в разных клубах появились прожекты, достойные быть сохранены историей. Говорить нечего, что вследствие социальных теорий, крайне льстящих народу и в эту минуту торжествующих, отовсюду слышны голоса: выкупить железные дороги – отдать Правительству, выкупить акции банка и отдать его Правительству, выкупить у хозяев фабрики, мастерские, закрывающиеся от недостатка [капиталов]
