Розин, видя наше шушуканье, хмыкнув в усы, сам затушил костёр и начал маскировать землёй и травой место кострища. Ему помогал Толя Чуткой. Через пару минут даже опытный следопыт не смог бы найти признаков пребывания здесь людей. Кострища не видно, мусор и баночки закопаны, кусты и трава расправлены.
Мы выстроились в колонну. По цепочке прошёл беззвучный сигнал, и отдел двинулся по заданному азимуту. Группа растаяла в лесу беззвучной змеёй.
Отдел Кириченко – другая мощная анаконда, двинулась в своём направлении. Теперь наши пути разошлись. У каждого – свой маршрут и своя задача.
Поднялся ветер, и сразу же громко и шумно стало от колыхания макушек деревьев. Это было нам как нельзя на руку. Шум ветвей сверху маскировал шорохи от движения по земле десятка ног идущих людей. Впереди находился головной дозор, который прокладывал кратчайший и безопасный путь к указанной точке. Два самых опытных в ориентировании офицера вели подразделение. Луна, крупная и яркая, освещала верхушки сосен, в некоторых местах, даже под ногами, видно было очень хорошо. За дозором, на расстоянии видимости, иногда это было метров 30–50 (иногда – более, когда лес становился редким), двигалось так называемое «ядро», основная группа отдела. В начале «ядра» шли молодые и крепкие физически офицеры, их задача была, если даже головной дозор не обнаружит опасности, принять на себя удар противника, дать возможность уйти основной группе. Как это должно происходить, каждый из нас знал. Были разработаны свои маршруты ухода и места сбора. Знали, кому принимать бой и проводить отвлекающие действия. Знали, кому без оглядки, не обращая внимания ни на что, убегать. Потому что первое упражнение спецназа – это бег.
Далее в основной группе шёл Инчаков, как начальник отдела, за ним – радист и офицер, его помощник. За ним – специалист по минно-взрывной подготовке. Через одного человека шёл Валерий Витальевич, ему было важно видеть все действия Инчакова. Каждое его движение, как и прохождение команды, и даже в каких-то местах его нерешительность не ускользала от глаз опытного командира. Он, довольный, хмыкал в усы. Розин вообще был человеком, который по мелочам к своим подчинённым не придирался. Но были вещи, которые он не прощал. Он не прощал непрофессионализма, глупости и подлости. Это был человек, никогда не выносивший, что называется, «сор из избы». Он очень уважал каждого в отделе, от полковника до прапорщика, досконально знал личные качества офицеров и понимал, кто на что и в какой ситуации способен. Попасть служить в его отдел было непросто, но почётно. Мы все отвечали ему любовью и привязанностью. Огорчить его было для нас недопустимым.
Отдел растянулся в общей сложности метров на 250… Но мы шли, чувствуя друг друга. Это был сплочённый, понимающий все его составные части, единый организм. Даже в этой тьме, в густом лесу, невозможно было