Поближе к небу,
И сонно жаждется причал
В краях, где не был,
И торим путь по январю
Свинцом свирепым,
И благодарны главарю
В венце нелепом,
За то, что верит он судьбе
В молчанье строгом,
За то, что кажется себе
Почти что богом.
И нам отчаянно дышать
Пред этим утром,
Когда придется умирать
В терпенье мудром,
И верить в то, что воскресит
Под этим небом
И не забудет – одарит
Вином и хлебом[3] —
тихо и размеренно прочла Ольга. Корсар помолчал, спросил:
– Откуда это знаете вы, корреспондент The Daily Majestic?[4]
– Я работала на разные информационные агентства. Мало ли где приходилось бывать… Ну как? Дождусь я эксклюзивного интервью?
– А как вы думаете?
– Уверена, дождусь. Вам же нужно проговорить свои мысли вслух, чтобы понять их.
– Откуда вы знаете…
– Все мужчины – таковы. А из слушателей здесь – одна я.
Корсар промолчал. Он лишь чувствовал огромную усталость – то ли за сегодняшний день, то ли за всю свою не такую уж длинную жизнь…
Посмотрел в открытое настежь окно. Летняя Москва словно плыла в теплом мареве; в углах у стен мягко стелился тополиный пух…
– Итак?
– Думаю, с чего начать…
– Начните с чего-нибудь, а там уж все образуется.
– Вчера. Все началось вчера. Примерно в это же время. Обычно летняя Москва для обывателей тяжела и сутолочна…
Глава 4
…Летняя Москва для обывателей – тяжела и сутолочна, и совсем не важно, пешком ли ты бредешь по пыльным мостовым, вяло покачиваясь в ритме движения пешеходов, в подземке ли, по одинаковым плиточным коридорам офисов или – передвигаешься в автомобиле. Частые пробки, застывшие в неземном раздумье на перекрестках девушки «в таких желтеньких-желтеньких машинках», громады «роверов», высокомерно проносящиеся впритык, медлительные катафалки представительских мерсов и «ауди» – все это способно измотать самую благонамеренную душу.
Душу свою от избыточного сквернословия, даже внутреннего, Дмитрий Корсар берег. А потому в знойные летние времена, если уж приходилось бывать в Москве, а не у берегов океана, на островах или где-то еще, – по столице нашей Родины и городу-герою передвигался Корсар на мотоцикле. Была у него и машина.
В общем, в наше непростое время был он не то чтобы богат, но и не беден; проживал в высотном доме с видом на Кремль, откупив в нем отдельный флигелек-надстройку с окнами на все четыре стороны света; некогда это была художническая мастерская, потом, еще в семидесятых, сей «бельвельдер» передвинули в «жилой фонд» и квартирку, общей площадью всего-то в сорок метров, выдали работнику здешней, отдельной котельной с женой и дочкой.
С тех пор, как говорится, минуло; выросла дочка, вышла замуж, родила, и две семьи с весьма малыми доходами обретались в этом «скворечнике», который ненавидели всей душой – и из-за тесноты, и оттого, что не