– Вся квартира в твоих отпечатках пальцев.
– Я побывала у нее два дня назад. Она угощала меня чаем – отвратным, кстати. Может, расскажете, как она умерла?
– Лучше ты мне расскажи, Зинзи.
Ленивец покусывает мне плечи – если бы он мог, он бы ногами затолкал меня под стол. Намекает на мою бестактность.
– Ладно, – говорю я, отчего Ленивец впивается мне в плечо по-настоящему. Я дергаю плечом, чтобы стряхнуть его. – Давайте сообразим. Она скончалась у себя дома, в квартире. Ее застрелили? – Я почему-то отчетливо представляю себе старинный пистолет с надписью «Вектор» на стволе, хотя и понимаю, что это нелепо. – Зарезали? Ударили тупым предметом? Она подавилась черствым печеньем?
Инспектор Тшабалала продолжает играть с кольцом: то надевает на палец, то снимает, то зажимает в кулаке. Потом достает из сумки коричневую картонную папку и быстро распахивает ее. В папке снимки – много снимков. Она придвигает их мне под нос и внимательно смотрит, как я отреагирую.
– Вот ты сама и скажи! – говорит она.
В проеме парадной двери лежит тапка из овечьей шерсти. Носок весь в крови; кровь забрызгала стену и картину с кувшинками в рамке.
Пятно крови на стене; похоже, кто-то сползал по ней вниз на пол, оставляя за собой кровавый след.
Черный плащ в ванне; из душа тугой струей хлещет вода, отскакивая от пластика и лужи засохшей крови. Раковина в розовых пятнах.
Застекленная горка валяется на полу. Повсюду кровавые следы. Кто-то пытался уползти.
Осколки фарфоровых статуэток по всей квартире. Буквально везде! На телевизоре розовый зад херувима. С кухонного пола ласково улыбается отбитая голова Крошки Бо-Пип. Рядом разбитые в пыль овечки.
Миссис Лудицки сидит на полу, прислонившись к дивану. Ноги раскинуты в стороны в виде буквы «А». Голова запрокинута назад и вбок под неестественным углом. Если бы не морщины и не раны, можно было бы подумать, что она пьяна в стельку – девочка-подросток на домашней вечеринке перебрала коктейлей. На ней бесформенная шелковая блузка, пропитанная кровью. В нескольких местах блуза прорезана насквозь; видны бюстгальтер телесного цвета и многочисленные раны. На одной ноге тапка, вторая нога босая. Ногти покрыты лаком темно-лилового цвета. Глаза у нее открыты – холодные, остекленевшие, как у Крошки Бо-Пип. Прическа – корочка на крем-брюле – размазалась по подлокотнику.
– Да, теперь вижу, что она не подавилась черствым печеньем, – говорю я. Судя по всему, ее и не застрелили.
Тшабалала резко выдыхает сквозь стиснутые зубы и косится на дверь. Она постукивает по фотографии пальцем и говорит:
– Здесь не обычная кража! Семьдесят шесть ножевых ран! Судя по всему, ей кто-то мстил.
– У нее что-нибудь пропало?
– Мы попросили ее экономку внимательно все осмотреть… Она до сих пор в шоке. За что? Может, хочешь мне что-то сказать?
– Телевизор