В наши дни заключенных стали называть «клиентами». Как будто от этого что-то изменилось! Клиентов, как и раньше, кормят помоями и держат по пятьдесят семь человек в камере, рассчитанной на двадцать; они по-прежнему вынуждены гулять в мрачном бетонном дворике, откуда манит внешний мир – нужно только подлезть под проволочную ограду и не попасться на глаза охраннику на вышке. Когда принудительные каникулы за государственный счет заканчиваются, клиентов, как и раньше, вышвыривают на улицу пинком под зад. И никому ты не нужен, кроме инспектора по условно-досрочному освобождению, у которого обязан регулярно отмечаться. Никому нет до тебя никакого дела. Никого не волнует, чем ты займешься дальше.
Родителям я не звонила. Мы с ними не разговаривали с той весенней ночи 2006 года, когда они увидели меня в машине скорой помощи с задернутыми шторками на стоянке клиники имени Шарлотты Махеке. На коленях у меня тогда свернулся калачиком Ленивец – так сказать, моя личная алая буква[6]. Вскоре оказалось, что мне некуда податься, кроме Зоосити. Правда, я все поняла не сразу, а лишь после того, как мне отказали в пятом по счету агентстве недвижимости. Сотрудники, брезгливо покосившись на Ленивца, сообщили, что в приличном районе мне ничего подходящего не найти, и посоветовали попытать счастья в Хиллброу.
Я не сразу остановила свой выбор на «Элизиум-Хайтс». Надеялась найти что-нибудь почище. Но когда охранник «Элизиума» согласился показать мне пустую квартиру на шестом этаже, мне сразу стало как-то спокойно. Меня не смутила ни колючая проволока, ни выбитые стекла. Понравилось, что несколько башен связаны между собой внутренними переходами. «Элизиум» во многом напоминает тюрьму. Только отсюда можно выйти – двери открываются изнутри.
В тот же день я вселилась в квартиру. В кошельке у меня оставалось несколько монет, на спине сидел Ленивец. Почти весь первый день я пряталась внутри квартиры, стараясь сообразить, что делать дальше. В тюрьме привыкаешь плыть по течению. Все по звонку: работа, обед и так далее. Ты катишься, словно шарик в пинбол-автомате. Я скучала по тюремным звонкам.
Под вечер, набравшись храбрости, я решила выйти, да и то лишь потому, что Ленивец проголодался. В «Сан-Сити» животных кормили жухлыми листьями, дохлыми жуками, сеном или сырой мелкой рыбешкой – в зависимости от предпочтений. С этой точки зрения в тюрьме было неплохо. Ну а на свободе о животных приходится заботиться самостоятельно. Приходится самим искать жухлые листья и помои.
Вооружившись мятой и исцарапанной пластиковой карточкой-ключом, с помощью которой можно пройти через неповоротливый турникет «Элизиума», тоже напомнивший мне о тюрьме и потому приятный, я заперла квартиру и надела на себя мешковатую толстовку, закрывая Ленивца. Тот обиженно засопел.
– Не повезло, приятель, –