– Азохн вэй ауф мейн биттере копф! [4] – сокрушалась по этому поводу бабушка. – Двадцать лет прожила с чужим человеком!
Все это Таня знала по рассказам. Ей самой досталась бабушка, уже мало чего боявшаяся, кроме болезней своих родных.
Слов она не жалела, речевой поток не сдерживала. И весь этот мощный поток обрушивался на голову ребенка, слепленного совсем из другого теста.
Даже у совсем близких и родных людей энергетическое наполнение кардинально отличается. Кто-то от переизбытка энергии должен командовать, властвовать, повышать голос, убеждаться во всеобщем подчинении. Шумный семейный командир убежден при этом, что действует только из любви и ради любви. Но тот, на кого направлены мощные ослепляющие лучи этой любви, вправе сильно сомневаться, что это святое чувство имеет хоть малейшее отношение к тому, что витает над его бедной головой во время общения с любящим.
Беда Тани заключалась в том, что именно ей Буся решила передать свои знания (в пору Таниного детства это касалось иностранных языков, в первую очередь почему-то немецкого). Когда у Рахили подрастал сын, ей было не до того. Она усиленно писала свои статьи и диссертации. Мальчику Коле очень повезло в этом отношении. Он сам потихоньку осваивался в волшебной стране знаний и вполне в этом преуспел. Зато его дочка получила от бабушки сполна.
Таня не боялась знаний и учения, пока за нее не взялась бабушка. Внучка сама в четыре года из любопытства научилась читать и писать по-печатному. К пяти читала бегло. Вот тут-то и началось! Настало время уроков немецкого по красочной, манящей книге «Лучшие сказки братьев Гримм».
Сначала сказку по-немецки бегло и с выражением прочитывала Буся. Тане разрешалось смотреть на картинки и следить за бабушкиным пальцем, скользящим по произносимым словам. Чужеземные слова шелестели, как невидимые змеи в осенней сухой листве: страшно и не разгадать, кто там – ужики или гадюки.
Потом Таня должна была сама читать непонятную сказку. Чтение ее отличалось от бабушкиного, как речь едва обученного говорить глухонемого ребенка отличается от речи профессионального оратора. Таня мычала, запиналась, останавливалась.
После первого прочтения следовало второе, третье, четвертое… Слова произносились уже сами собой и некоторые даже почему-то делались понятными.
Далее полагалось отвечать на вопросы. И тут выяснялось, каким умственным убожеством наделена несчастная внучка, о чем кровиночке сообщалось незамедлительно. Сначала на русском, потом, видимо, для большей доходчивости, на идиш, который Таня легко отличала от немецкого из-за кардинально различных интонаций, присущих этим, во многом друг на друга похожим, языкам. Кроме того, немцы явно не вставляли в свой лексикон русские слова.