За чаем я поинтересовался:
– Карчи, я заметил, у вас нет своей письменности. Занялся бы ты на досуге, а я помогу. Даже моя ханская грамота написана писарем-уйгуром.
– Ты прав, хан, как ты выражаешься, на все сто. Мы раньше никогда не задумывались о своем письме, жили по старым обычаям, как наши предки. Ты правильно говоришь, народ должен идти вперед к знаниям. Я, между прочим, второй месяц составляю башкирский алфавит.
– Ну, вы с ханом даете, вот тихушники!
– Что такое «тихушник»?
– А, потом объясню.
Допил чай и решил прогуляться на берег реки.
Уселся на принесенное телохранителем седло, стал смотреть на звезды и слушать тишину ночи.
Здесь и произошла знаменательная встреча с весьма интересным субъектом, много объяснившая в случившемся со мной провале во времени. Где-то через полчаса слева от меня, шагах в десяти, я заметил голубоватую дымку, переливающуюся в свете костра. Уже больно знакомой она мне показалась. Мелькнула неяркая вспышка, и появился человек. Он прошел сквозь завесу дымки и неспешно направился ко мне. Я понял, кто передо мной, ведь я сам год назад пришел через эту дымку, прежде чем очутился в тринадцатом веке. Свистнул телохранителю, велел принести седло и предложил незнакомцу сесть. Тот поздоровался и, сев, представился:
– Меня зовут Станислав, можно – Стас.
– Владимир.
– Мы знаем, – мягко улыбнулся гость.
– Кто «мы»? И вообще, откель будете? Из каких времен?
– Две тысячи триста двадцатый год, – лаконично ответил собеседник.
– Ну, ешкин кот, турист, значит, отдыхаете по разным векам?
– Нет, у нас такой туризм запрещен. Все походы во времени, в любую сторону, закрыты сто лет назад.
– О как! – я пригляделся к потомку.
Высокий, под два метра, обычное европеоидное лицо, короткая стрижка, на вид лет сорок. Фигура атлетическая, в остальном – ничего особенного, человек как человек. Одно отличие – глаза. Знакомое выражение, иногда в них мелькавшее, заставило спросить напрямую.
– Вы безопасник?
Он удивленно-уважительно глянул