Уговаривать не понадобилось – я лихо перепрыгнул в шлюпку. Меня подхватили, легонько стукнули по загривку, и я оказался под кормовой банкой, меж ног у рулевого.
– На кой он нам, Степаныч? – спросил рыжий, что предлагал ожечь меня линьком.
– Молчи, дура. Вчерась юнга сбёг. Дракин ругается, грозит лычку с меня снять. А я ему нового доставлю – то-то и важно будет.
– Башковитый был парнишка, потому и сбёг, – ответил Соловейко.
– Ну это ты, Соловейко, не бреши. – Степаныч – я подглядел – показал конопатому кулак. – Наша «Беллона» – всем фрегатам фрегат. – И посмотрел на меня сверху вниз. – Хочешь, парень, на «Беллоне» юнгой служить? Форменку получишь, довольствие.
– Где служить?
Я высунулся: что там хожалый?
– На «Беллоне». Лучший на всем Черноморском флоте корабль. А Беллона – это, брат, богиня войны.
– Баба – и войны? – удивился я.
– Смерть – она тоже не мужик, – сказал рыжий и подмигнул. – Вся погибель от баб.
Боцман показал на черно-желтую ленту, которой у него был обвязан околыш бескозырки.
– Видал? Из всей эскадры только на «Беллоне» такие. Егорьевские. Дадены за Наваринскую сражению. Станешь настоящий моряк – и тебе повяжут.
– Куды ему, сопливому, ленту? – Соловейко сплюнул. – Скажешь! Еще юнгам егорьевский знак давать!
Ни с лентой, ни без ленты поступать в корабельные юнги я не собирался. Еще не хватало! У меня подземное царство. У меня тайна, которую надо разгадывать – как раз и ниточка протянулась. Чёрта ль мне «Беллона»?
Но перечить не стал. Как раз над кромкой причала мелькнул линялый голубой мундир полицейского. Я спрятался под кормовую банку.
– Решай, паря, – тихо молвил Степаныч. – Или с нами, или туда.
Тут с пристани спросили:
– Эй, служивые! Шкет тощий, белобрысый, в матросской рубахе с заплатами на локтях тут не шастал?
– Вали, селедка, – с угрозой отвечал боцман.
У матросов с хожалыми была давняя вражда.
Ничего полицейский не ответил, поостерегся. Сапоги ускрипели прочь.
Вот теперь можно было сматывать.
Я вылез из-под брезента, прикидывая, как буду действовать дальше. Перво-наперво – скакнуть обратно в ялик, потом ухватиться за канат – и на пристань. Ну а там поминайте как звали. Плавайте по морям-океанам на своей богине без Герасима Илюхина.
– Индей! Явился наконец, – сказал один из гребцов.
Я повернулся – обмер. На причале, оглядываясь куда-то назад, стоял мой страшный преследователь.
– Тссс, молчок! – шепнул матросам Степаныч, а меня взял за шиворот и пихнул обратно под брезент.
Я затаился там, в сырой темноте, трясясь от страха и ничегошеньки не понимая.
Шлюпка качнулась – кто-то мягко в нее спрыгнул.
– Где тебя леший носил? – проворчал Степаныч. – Заждалися!
– Ишь, глазищами сверкает, кривоносый. – Это сказал Соловейко. – Зубами порвать хочешь? Кровушки хрестьянской попить?
Ответа