Эсташу посчастливилось увидеть старого переводчика. Он уже еле ходил, и его поддерживали под руки два ученика школы. Седой, длинноволосый, с неухоженной клочковатой бородой и, как показалось юноше, какими-то безумными, изрядно выцветшими от старости глазами, он произвел на Эсташа незабываемое впечатление.
Представив себя на месте Джерардо из Кремоны, бедный школяр почувствовал, как в груди появилась дурнота. Сидеть сиднем многие годы в тесной каморке, скрипеть пером, напрягая зрение, чтобы впоследствии стать близоруким, а то и вообще слепцом, питаться, как птичка, – крошками, видеть солнце только в крохотном окне, а о море, о свежем ветре, который туго надувает парус и хлестко, но чертовски приятно бьет по лицу, даже не стоит и мечтать… Ну уж нет, увольте!
К дьяволу все науки! Лучше упасть грудью на меч! Или погибнуть в честном бою, среди бескрайней водной равнины, чем глотать на суше пыль манускриптов и сражаться с книжной молью гусиным пером.
Языки Эсташу всегда давались легко. Латынь он усвоил достаточно быстро – сказывались усилия патера Алоизиуса. Отец нанял его, чтобы тот вправил мозги буйным сыновьям, которые занимались всем, чем угодно (в основном бузотерили), но только не прилежной учебой в епископальной школе.
Что касается арабского языка, то здесь юный Баскет изрядно хромал. И не потому, что не мог осилить арабскую вязь. А по причине более прозаической – ему было лень тратить время на бессмысленную, по его мнению, зубрежку речи мавров и сарацин, с которыми если ему и придется когда-нибудь иметь дело, то только в морском сражении.
А там есть лишь один язык – язык стального клинка, весьма доходчивый и понятный всем. Эсташ постепенно пришел к твердому убеждению, что никогда не станет корпеть над переводами и ни в коем случае не натянет на себя пышные одежды дипломата. Ведь давно известно, что у дипломатов раздвоенный язык – как у змей. Думают одно, говорят другое, а на поверку выходит нечто третье.
То ли дело стоять на палубе корабля в качестве капитана и отдавать приказы матросам простыми и доходчивыми словами. Приказы, которые не предполагают разных толкований, – нужно исполнять и только.
Неожиданно послышался какой-то шум, который отвлек юношу от его мыслей. Он обернулся и увидел, что назревает драка. Ее зачинщиком был надменный кабальеро, которому чем-то не угодил завсегдатай «Фама Кастилиа», которого звали Рамон. Это был невысокий худощавый мужчина, одетый в изрядно поношенные одежды черного цвета, но державшийся с достоинством знатного идальго.
Алонсо, похоже, знал, кто такой Рамон, и относился к нему с непонятным уважением. Хозяин бодеги всегда освобождал для него лучший столик и подавал весьма недурное вино, чего Эсташ не замечал за ним в отношении многих других клиентов.
Рамон мог сидеть часами в полной задумчивости, уставившись пустыми глазами куда-то в пространство. Поймать взгляд его глаз, черных, как андалусская ночь, было невозможно: он был каким-то ускользающим.