…Этих деталей он тоже никогда даже сыну не рассказывал и, уж конечно, ни слова никому не сказал, что до конца жизни так и проработал «на них» – консультантом по конфискату. И ни разу, между прочим, об этом не пожалел.
Глава третья. Декабрь. По-прежнему второй понедельник
Малое мотовилово
– «Чаю, чаю накачаю, кофию нагрохаю», – задумчиво пропел Работодатель на некий не вполне определенный, но безусловно варварский мотивчик.
– Это еще что такое? – спросил Юрий без особого интереса.
– А хрен его знает. Ситуация навеяла.
Они сидели за столиком для подписания договоров и пили чай, поданный и сервированный Мириам Соломоновной. Чай был безукоризненно горячий, рубиновый, цейлонский, в тонких стаканах с серебряными подстаканниками. К чаю предлагались песочные печенья «Нежность» и божественные плюшки домашней выпечки – Мириам Соломоновна, как всегда, была на недосягаемой высоте.
Юрий, впрочем, пил чай без всякого удовольствия и все время судорожно зевал. Ему не хватало кислорода после перенагрузки и хотелось прикорнуть минуток хоть на десять. Слечу когда-нибудь с нарезки, думал он обреченно. Ну и работку я себе подобрал, мама дорогая…
– Я все-таки не понимаю: у тебя что-то внутри щелкает, или как? – спросил вдруг Работодатель и поглядел пристально.
– Или как, – неприветливо ответил Юрий. Он выбрал себе плюшку поподжаристей, неохотно откусил, отпил из ложечки.
– Нет, но все-таки… – настаивал Работодатель. – Я и сам не лаптем деланный, слава богу, не жалуюсь, как-нибудь вранье от правды отличу, но не на сто же процентов, в самом деле.
– А я – на сто. Вот и вся между нами разница. Ты мне за эту разницу деньги платишь.
– Хорошо, хорошо. Деньги… Тебе бы все о деньгах… А ты объясни. Сколько раз уже обещал. Ну, вот что ты чувствуешь, когда он врет, какое при этом у тебя ощущение? Физически?
Юрий мучительно хрустнул челюстями, подавляя в зародыше очередной зевок. Ну как это можно объяснить, подумал он обреченно. И в особенности – здоровому человеку объяснить, у которого сердце – как метроном… Никак не объяснить. Да и незачем.
– Как будто жизнь уходит через плечи, – сказал он медленно. И тут же сам себе удивился. Не хотел ведь говорить, а все-таки сказал. И совершенно напрасно, разумеется.
– Это