Одна любовь. Татьяна Кузовлева

не сторонясь?

      И никто не знает, чья пуля его собьёт

      И что между ним и убийцей всегда есть связь.

      И за всеми словами, так резко рвущими слух,

      Пантомима ломает и сводит за актом акт.

      И не важно – чайка кричит

      Или мечется Бродского дух.

      Просто смерть бывает случайной.

      И это факт.

      НОЛЬ

      Он лишь образ… Пустое место…

М. Письменный. Маракис

      Когда на сцену вызван Ноль,

      Сперва как плод воображенья,

      Он так искусно входит в роль,

      Что обнуляется мышленье.

      И вот уже он не фантом —

      Он ладно сбит и ладно скроен.

      Он входит без стесненья в дом, —

      А вслед за ним жильцов хоронят.

      Его не распознать в лицо.

      Изменчива его орбита.

      Ноль – ёрник, и его лассо

      Вкруг шеи вкрадчиво обвито.

      И с ним вращение Земли

      И звёзд небесное вращенье —

      Всё чертит в воздухе ноли:

      Ноль – Смерть. И тот же ноль – Движенье.

      Живую душу взять – изволь!

      (За мёртвые – в ответе Гоголь).

      Пока летит в пролётке Ноль,

      Дай мимо пролететь.

      Не трогай —

      Сшибёт. Погибнешь ни за грош.

      А если и рванёшься следом,

      Наткнёшься за углом на нож,

      Застряв меж тем и этим светом.

      Ни вера не спасёт, ни боль

      За тех, кто жмётся у обочин,

      И глянешь в зеркало – там Ноль

      Подмигивает и хохочет.

      * * *

      А в парке ночном, когда запахи листьев остры,

      Меня окружают в молчании справа и слева

      Сатир, проступивший в проломе дубовой коры,

      И вросшая в ивовый ствол непорочная Дева.

      Он рвётся к ней с дуба, спеленат, распят, одинок,

      Запутавшись в космах, пробив древесину бесстыдством

      Весёлый Сатир, воплощённый соблазн и порок,

      Пугающий Деву своим озорным первобытством.

      Таинственно всё, что почти не реально на вид.

      И жизнь многомерна, нам тьму превращений пророча.

      Недаром под утро, потупившись, Дева молчит

      И тёмный Сатир замирает лукаво до ночи.

      Недаром так непредсказуемо сходятся в нас

      И стыд, и порок, и гульба, и приверженность долгу.

      Иначе зачем бы, зажёгшись в душе, не погас —

      Огонь, без которого жить и темно, и без толку.

      Иначе зачем бы жила в моём сердце вина

      За всё, что случайно, к чему не подобрано слова,

      За то, что до вдоха последнего обречена

      Душа отзываться ночному запретному зову.

      * * *

      Над навсегда и никогда