Чему соответствует, он не успел договорить, потому что Лиля припечатала его рот ладошкой, а другой рукой ухватила Славку за рукав и потянула в комнату.
– Все-таки вы – редкие нахалы. – Она говорила негромко и быстро, словно получала тайное удовольствие от не самых пристойных комплиментов в свой адрес. – И все-то бы вам говорить, обсуждать, обсасывать, а как до дела…
– Но это уже не намек, а упрек! – воскликнул Турецкий. – Лично я, Славка, расцениваю сей демарш как приглашение к танцу. А ты?
Ответить Грязнов не успел, потому что Лиля почти втолкнула их в большую комнату, ярко освещенную хрустальной люстрой, висящей над большим круглым столом, на котором было тесно от блюд, тарелок, бутылок и хрусталя. Десяток гостей вольготно расположились по окружности, и все до единого вопросительно уставились на вошедших. Можно было подумать, что они слышали фривольный разговор в коридоре. Но уже через секунду стало ясно, что все эти гости, среди которых не оказалось ни одного знакомого лица, проявили обычное любопытство к опоздавшим.
Не торопясь, они раздвинулись, благо место было, и освободили пространство для еще двух стульев. И тут же забыли о пришедших, занялись своими разговорами.
Турецкий с Грязновым переглянулись, одновременно пожали плечами и навалились на обильную пищу – по-русски, без соблюдения этикета, накладывая на тарелку все, к чему прикасался взгляд: красную рыбу, колбасу, сыр, ветчину, соленые грибочки, маслины и – аппетитной горкой – традиционный салат оливье. Но только размахнулись, с противоположной стороны стола раздался бархатный баритон:
– Ну что ж, господа, давайте еще раз обратим свои восхищенные взгляды на нашу превосходнейшую, прелестнейшую хозяйку! Что можно противопоставить юности? – Говоривший медленно и значительно поднялся, держа в руке хрустальный бокал, и склонил голову к сидящей рядом Лиле, отчего всем стала видна его лысина, с наивным старанием прикрытая редкой прядью зачесанных сбоку волос.
– Ишь ты, какой бонвиван, – шепнул Грязнову Турецкий, не отрывая, впрочем, глаз от своей тарелки. – Как полагаешь, кто это?
– Да тут и полагать нечего, – буркнул Грязнов, исподлобья наблюдая за произносящим изысканный, по его мнению, тост, – тот самый, о ком ты имел уже удовольствие слышать.
– А-а, – так же негромко протянул Турецкий, орудуя вилкой и ножом, – который с курвой, ага? – и упер в Славку такой наивный взгляд, что тот едва не поперхнулся. – Как нам с тобой повезло, старик!… Может наконец врезать все, что думаем, всю, понимаешь, правду, в эту… в матку. Как? Поможешь или самому?
– Тебе, Саня, один хрен, а мне под ним ходить… Нет, не мне, а делу! Чуешь?
– Вот с этого и надо было начинать… Тишина в студии! Это он нам слово дает. Ща получит, блин! – Турецкий встал и тоже поднял, но не бокал, а рюмку. – Нам, так сказать, мужикам, сильно повезло. Господа, говорите? – Он обвел глазами присутствующих. – Это… интересно. Лиля, сделай одолжение своему, так сказать,