Если бы в комнате был кто-нибудь кроме женщины, он бы услышал негромкий щелчок, ну примерно какой раздается, если закрыть металлическую крышку зажигалки «Зиппо». Одним словом, ничего подозрительного. И к тому же, как мы помним, в комнате никого больше не было…
…Мужчина в светлом пиджаке упал как подкошенный. Впрочем, нет, он успел схватиться за голову. И абсолютно нереальная в вечернем свете уличных фонарей кровь хлынула между пальцев.
Впрочем, женщина не стала следить за дальнейшим развитием событий. Она спустилась со стула, надела туфли, аккуратно стерла с винтовки отпечатки пальцев, сунула ее за шкаф, подхватила свой портфель и быстро вышла из номера.
В коридоре было по-прежнему тихо. И темно. Женщина огляделась по сторонам, ничто не привлекло ее внимания. Она шмыгнула на служебную лестницу и прежним путем вернулась в зал.
Ее не было всего минут шесть-семь. Никто и не заметил ее отсутствия. Посетители ресторана еще не знали о том, что произошло на тротуаре перед зданием Государственной Думы.
Бифштекс даже не успел остыть. Женщина взяла вилку, нож и с аппетитом принялась за еду…
Тяжелый «Боинг-747» мягко коснулся резиной своих шасси раскаленного бетона нью-йоркского аэропорта имени Кеннеди. Лайнер, постепенно замедляя ход, покатил к зданию аэропорта. Пассажиры в широченном салоне смотрели в иллюминаторы на высохшую траву, рябь поднимающегося от земли раскаленного воздуха, разомлевших от жары служителей аэропорта и не верили, что через пять минут им предстоит покинуть прохладный салон самолета и окунуться в безжалостную и одуряющую нью-йоркскую жару.
Небольшой тягач подтянул самолет к приемному терминалу аэропорта, и пассажиры понемногу просочились в узкую кишку, соединяющую выход из самолета со зданием аэропорта.
Дикторша уже объявила о прибытии самолета, следующего рейсом Тель-Авив – Нью-Йорк, и толпа встречающих выстроилась двумя шеренгами, пропуская пассажиров и вглядываясь в лица. Некоторые держали в руках таблички, на которых корявыми буквами были начертаны имена. Вскоре по этому живому коридору пошли пассажиры «боинга».
Время от времени в толпе раздавались крики восторга – это родственник, приятель или супруг, завидев «своего» бросался к нему, тот, прямо на пол роняя свои сумки, делал то же самое. И они, обнимаясь и громко восклицая, останавливались прямо на проходе, мешая продвижению остальных. Впрочем, это никого не раздражало. Израильтяне, коих среди пассажиров было большинство, умеют ценить чужую радость и относятся к ней как к своей. Тем более почти каждого из них поджидал родственник, друг или просто знакомый. В результате рядом с выходом, прямо за зоной таможенного контроля, образовалась большая восклицающая, целующаяся, обнимающаяся толпа.
Пожилой человек, лет под семьдесят, в серых брюках и белой рубашке с закатанными рукавами с трудом пробрался сквозь толпу. Его не встречал никто. Старческая походка, редкие седые, зачесанные назад волосы,