Ноги тоже существовали. Он согнул их в коленях и обнаружил увеличение белого пятна перед собой.
«А, может, у меня что-то со зрением? – Пришла догадка. Но он тут же отмёл её. – Офтальмологических не держат на постельном режиме…»
На этот раз дверь распахнулась с грохотом. Задремав, он не чувствовал хода времени, но, очевидно, после обеда прошло не так уж много времени, желудок давал о себе знать приятной полнотой.
Эти визитёры, он по шагам, определил, что их двое, обладали мужскими голосами и не были столь тактичны, как санитарка. Они быстро стянули с него одеяло, задрали рукав пижамы.
– Он чего, спит? – Спросил грубый голос.
– Дрыхнет… – Презрительно отозвался второй.
Послышалось непонятное позвякивание. Приоткрыв глаза, он увидел, две фигуры, склонившиеся над чем-то металлическим. На мгновение зрение прояснилось и он увидел лоток, на котором лежал шприц, кусок силиконового шланга и подушечка из оранжевой клеёнки.
«Набор для внутривенных инъекций…» – Подумал он. И не ошибся.
Тут же один из мужиков, прямо поверх закатанного рукава пижамы, перетянул ему руку. Мазнул чем-то мокрым и холодным по локтевому сгибу, и в воздухе отчётливо запахло спиртом.
– Такую ценную жидкость на этого ублюдка тратим… – Недовольно проворчал один из мужиков.
– Не жмотись. Капля всего-то уходит… – Огрызнулся второй.
Через мгновение он почувствовал укол.
– Ну, Пономарь, получай дозняк!.. На него накатило странное чувство расслабленности, мозг погрузился в дремотную истому. Окружающее как бы перестало для него существовать. И лишь где-то далеко, переливаясь многократным эхом, звучало бессмысленное слово:
– Монопарь… Номопарь… Мопонарь… Пономарь…
От него веяло чем-то родным, знакомым, но сосредоточится, чтобы выяснить, вспомнить, что оно означает, ему было чертовски лень.
Ужина он не помнил. Возможно, его не было вовсе. Или был, но прошёл мимо его сознания. Да о каком сознании могла идти речь? Всё окружающее было подёрнуто плотной наркотической завесой, а его мозг отказывался повиноваться.
Разбудил его очередной укол. Грубые манипуляции с его телом вывели его из себя, но гнев не успел оформиться в мысль, проскользнув невнятным ощущением.
Однако действие укола на этот раз уже не было таким сильным. Это вызвало досаду, такую же мимолётную, как и давешнее недовольство.
Эйфория опять плавно перешла в сон.
Открыв глаза, он понял, что сейчас ночь.
Из окна, расположенного где-то в изголовье, лился слабый, мертвенно-бледный свет далёких фонарей. Послышался паровозный гудок и он понял, что окончательно проснулся.
Видение окружающего мира уже не было таким мутным. Ему удалось разглядеть плафон на потолке,