– Ура! – Денис побежал вслед за Суворовым, но, вспомнив о матушке, замедлил шаг, свернул на боковую тропу и помчался вместе с братом к дому.
На крыльце сидел друг Дениса Андрейка, сын полкового егеря; сопя, вытаскивал из ноги занозу.
Возбужденный, запыхавшийся Денис выпалил:
– Послушай-ка, что я тебе расскажу...
Андрейка с недоверием глянул на него:
– Чего вздумал?
– Суворов! – крикнул Денис. – Мы с Евдокимом только что видели Суворова!
– Врешь! – ошеломленный Андрей мигом слетел с крыльца, позабыв про занозу. – Когда? Где?
– Там! – Денис махнул рукой на ближний лесок. – Он говорил со мной... Назвал удалым!
Встречу с великим Суворовым, которая произошла в раннем детстве, Давыдов считал счастливейшей в жизни и помнил до самой смерти.
На званом обеде с графом Александром Васильевичем Суворовым
Я каюсь! Я гусар давно, всегда гусар,
И с проседью усов – все раб младой привычки.
Люблю разгульный шум, умов, речей пожар
И громогласные шампанского оттычки.
После утреннего смотра войск Полтавского кавалерийского полка радостная весть облетела лагерь в Грушевке.
– Завтра, – торжественно объявил братьям за ужином дядька Филипп Михайлович Ежов, – пожалует к нам на обед сам батюшка граф Александр Васильевич!
Розовощекий Евдоким разинул от удивления рот, выронил ложку и словно прирос к стулу.
– Не может быть! – вскрикнул Денис.
– А вот еще как пожалует! – с твердостью в голосе повторил казак. – Управляйтесь-ка с творогом живо! Утро вечера мудренее!
И правда, сразу же после ужина весь огромный дом Давыдовых, стоявший неподалеку от села, наполнился невообразимым шумом и предпраздничной суетой. В комнатах чистили, скребли, подметали. На кухне разделывали рыбу. Спать не ложились до поздней ночи – готовились к приему высокого гостя. В доме знали, что Суворов был скромен во всем, он не терпел роскоши и пышных приемов. Давыдовы же привыкли жить широко, как было принято в те годы во многих дворянских семьях. Поэтому прислуга, не теряя времени даром, стала выносить из комнат расписные ковры, мягкие пуховые кресла, дорогие картины в позолоченных рамах, зеркала.
К восьми вечера все было устроено как надлежало. В просторной гостиной установили большой круглый стол с постными закусками, с рюмками «благородного» размера и графином водки.
В столовой накрыли другой стол – длинный, на двадцать два прибора, опять-таки без малейших украшений, без фарфоровых кукол, столь модных в то время, без ваз с фруктами и вареньем. На белоснежной скатерти не ставили даже суповых чаш. Кушанья должны были подавать «с пылу, с жару», с кухонного огня. Хозяева знали, что так заведено у Суворова.
В отдельной горнице приготовили для полководца ванну – несколько ушатов с холодной водой, чистые простыни и одежду, которую накануне привез его расторопный ординарец