не на почве, поэтому нам нужно стать на почву», – как прикажете понимать эти фразы и что они значат такое? Если не для пользы дела, по крайней мере, из снисходительности к любопытству читающей публики толкующие о почве должны бы были объяснить, что значит отрывание от почвы и какими явлениями оно обнаруживается; или в частности, в применении, например, к науке: какие черты представляет наука, по которым ее называют оторванною от почвы, и какой вид она должна была бы иметь, если бы она коренилась в почве и всасывала в себя почвенные начала. Уж если они не могут высказать этого прямо, в точных положениях и определениях, то хоть бы, по крайней мере, разъяснили свой взгляд какими-нибудь противоположениями и параллелями. Иногда они сами указывают на Германию, Францию, вообще на Европу, где будто бы и наука, и все другое стоит на почве; вот и прекрасно, и следовало бы показать, чем наша наука отличается от западной, какого элемента, имеющего именно отношение к почве, недостает в ней? Французская наука XVIII века была пересажена из Англии на французскую почву и пошла здесь хорошо, принесла свои плоды; она же была пересажена в Германию, – и тут ничего, пошла успешно. Подобным образом и наша наука не выросла на туземной почве, а тоже пересажена из-за моря; что же с нею случилось такое, что она вдруг оказалась оторванною от почвы; не принялась она, что ли, засохла и увяла? Но в таком случае ее нет вовсе и нечего толковать о науке. Да вообще, уж если бы почвенники имели определенные и ясные понятия насчет отрывания от почвы и стояния на ней, они непременно разъяснили бы их и для других каким-нибудь другим способом, кроме указанного нами. А то ведь читающая публика находится в совершенном неведении причин, по которым ее обзывают оторванною от почвы и летающею в облаках.
Наконец, уж в самое недавнее время «почву» стали переводить словом «народ» и все фразы о почве применять к народу. Конечно, перевод этот довольно вольный, и переводчики не объясняют, в каком смысле народ может быть назван почвою и какое у него сходство с нею; но все-таки и то уж большой шаг вперед, что на место совершенно пустой фразы явилось слово, имеющее хоть какое-нибудь определенное содержание; вместо «соединения с почвою» некоторые стали говорить «соединение, или сближение с народом». Последние слова тоже слишком неопределенны и много смахивают на фразу, но в них все-таки видна мысль, у которой ясны, по крайней мере, элементы, хоть и не выражено точно их взаимное отношение. «Не народ» или, точнее, «не простой народ», и потом народ черный, или почва, – вот эти два элемента, сами по себе еще довольно определенные; по крайней мере, их удобно и возможно как-нибудь разграничить, хотя рассуждающим о сближении и в голову не приходило провести резкую черту между народом, который должен сблизиться, и народом, с которым должно сблизиться. Говорят вообще, наше общество разорвано на две части, на две народности, а на самом-то деле оно состоит не из двух, а, пожалуй, из целого десятка народностей; но на это наши сближатели не обращают никакого внимания.
