Лед отчуждения становился все прочнее, все толще. Бондарю казалось, что он общается с Ириной сквозь прозрачную холодную перегородку. Слова доносятся, но смысл искажается до неузнаваемости.
– Ты так думаешь? – спросил он.
– Я в этом уверена, – отчеканила Ирина.
– Что я должен сделать, чтобы тебя переубедить? Заняться вязанием на дому? Освоить арфу и зарабатывать платными уроками?
– Поступай как знаешь.
– Постой, – сказал Бондарь обратившейся к нему спине.
Не произнеся ни слова, Ирина удалилась в комнату. Бондарь пошел за ней, проклиная себя и свою профессию. Ему хотелось сказать что-нибудь ласковое, но он не имел на это права. Выяснять отношения лучше сразу и до конца. Это как удалять пулю. Чем дольше тянешь, тем больнее получается.
– Мы не договорили, – сухо произнес он, остановившись позади Ирины, уткнувшейся в окно. – Я не сказал главного.
Она не шелохнулась. Бросила тусклым голосом:
– Слушаю.
– Пока я буду находиться в отъезде, тебе лучше перебраться к родственникам, – хрипло начал Бондарь. – Насколько мне известно, у тебя в Москве хватает дядюшек и тетушек.
Ирина медленно повернулась.
– Ты меня этим просто убиваешь, Жень. По-настоящему.
– Пойми, люди, к которым я нанимаюсь, чрезвычайно опасны. Все может случиться. – Бондарь взял Ирину за плечи и слегка встряхнул ее, чтобы она не стояла перед ним, как мраморная статуя с белым неподвижным лицом. – Это вынужденная мера. Временная. Находиться рядом с очень богатыми людьми – все равно что переплывать реку с пираньями. Никогда не знаешь, чем это закончится. В таких случаях лучше подстраховаться. Одно дело рисковать собственной головой, а другое – подставлять любимых. Я не могу допустить, чтобы ты пострадала из-за меня.
– Это единственная причина, по которой я должна переселиться к родственникам? – спросила Ирина. Ее обычно бархатистый, влажный взгляд был тверд и сух.
– Да, – коротко кивнул Бондарь.
– В таком случае я остаюсь.
Стало ясно, что переубедить Ирину не удастся. Оставался последний, жестокий вариант: указать ей на дверь и тем самым уберечь ее от опасностей, которые, по глубокому убеждению Бондаря, были не за горами. Он попытался сделать то, что должен был сделать, но не сумел. Все его существо противилось этому. Такие, как Ирина, не прощают оскорблений. Уйдя сегодня, она уже никогда больше не вернется. А Бондарь не представлял себе жизни без нее. Он слишком привык к ней. Размяк, как пластилин на солнце.
– Черт с тобой, – буркнул Евгений, сопровождая свои слова раздраженным взмахом руки. – Оставайся. Но не надейся, что я откажусь от работы и буду сидеть подле твоей юбки.
– Я не надеюсь, – тихо произнесла Ирина. – Но все-таки не бросай меня одну надолго, ладно? Иначе я умру.
– Прикуси язык, – бросил Бондарь, направляясь в спальню.
Ирина была слишком измучена этим разговором, чтобы последовать его совету. Она доплелась до дивана и упала на него, чувствуя