Офицер немного помедлил, затем рывком открыл дверцу машины, выскочил наружу и оказался в плотном окружении женщин. Толпа разом придвинулась к нему.
"Начнут убивать, – отрешённо подумал он, – буду сворачивать им головы по одной. Поочерёдно… – Приняв решение, успокоился и прикинул. – Трёх-четырёх, пока на куски не порвут, на тот свет отправлю! – и усмехнулся. – Чтобы не с пустыми руками… к апостолу Павлу…"
Вслух Сан Саныч сказал совсем другое:
– Пацана не трогайте! Молодой он ещё, совсем школьник. Только призвали. У вас дома свои такие… Пусть уж живет. Отпустите его. Очень прошу…
– Нет у нас таких дома… Больше нет, – ответил кто-то.
– А ты, майор, умирать собрался? – спросили откуда-то справа. – Это зря – здесь не мы, здесь нас убивают!
– Ты нас по тбилисским меркам не суди, – поддержал другой голос. – Это там каждая собака на форму лает!
– Вдовы здесь собрались, и те, кто близких потерял... Обыкновенные вдовы: и осетинки, и русские, и других хватает. Горе всех подравняло.
– Поди вас пойми, – смутился майор.
Женщины стояли неподвижно, никто его не трогал. Офицер разжал кулаки и расслабился.
Ему стало неловко за свой пусть и невольный, но, как ни крути, агрессивный настрой. Было досадно так обмануться. Теперь же, стоило немного расслабиться, стало очевидно, что одетые в чёрное женщины только на первый взгляд выглядели на одно лицо, казались опасными.
"Поживем, ещё, – хмыкнул майор и машинально отметил, – однако ГРУшники в своих сводках правду пишут – мужей и сыновей тут им изрядно проредили… Покуражилась новая грузинская власть, пока войска не ввели…"
Майор не знал, что основные потери Цхинвала и окружавших его сёл ещё впереди.
Внезапный укол заставил судорожно сжаться сердце. Сан Саныч рефлекторно хлопнул ладонью по шее и, с изумлением взглянув на неё, обнаружил точно такое же медузообразное тёмно-вишнёвое пятно, которое оттёр с час назад.
Сан Саныч снова достал носовой платок и, раздражаясь от ощущения собственной неловкости, принялся очищать испачканную кровью руку. "Сговорились они здесь, что ли? – с раздражением подумал он о комарах. – В одно и то же место бьют…"
– Не брезгуй, майор! – печально улыбнулась одна из осетинок. – Это честная кровь. Осетинская. Раз она с твоей смешалась – братьями будем…
В окончательное смятение Сан Саныча привела вытолкнутая к нему девушка.
На взгляд ей было лет пятнадцать, не более...
На вытянутых руках девушка держала укрытую белым полотенцем дощечку с красовавшимся на ней караваем душистого свежевыпеченного хлеба.
– Хлеб да соль, товарищ майор, – прошептала она, не поднимая глаз.
Откуда-то из-за спин появилась рука, укрытая чёрным рукавом до самого запястья, оставила на каравае простенькую фарфоровую солонку с солью и исчезла. Как будто её и не было.
Окружавшие офицера женщины выжидательно замерли.
Майор, было, протянул к хлебу руку, но тут же убрал её…
Он вспомнил, что по донесениям – в лишь условно разблокированном городе отмечается дефицит