Обезличенная жизнь. Павел Годун

от Бога, это наказание за то, что перестали свой долг перед ним исполнять. Именно так в народе и полагали. А дрожащая она оттого, что знает – только человек это поймёт, конец ей. Вот и притаилась. Но в том-то и проблема, что крепко она обосновалась. Так крепко, что теперь думает, будто она и есть сам человек. А знает ли сама, что она вошь? Где там! Вон, в дорогом автомобиле, – посмотрел он в окно, – не вошь ли сидит? Покуривает себе свою сигарку, сигналит, разгоняя прохожих по тротуару, дороги ей мало, и довольно так улыбается во всю свою вошью пасть! Ну не вошь ли? Она самая! Отборная, наглая, бессовестная вошь! А попробуй ей замечание сделай, такое начнётся! Другие вши прибегут на защиту да всякими «корочками» перед носом размахивать начнут. «Ты кто такой вааще, чтобы указывать нам?» – заголосят. Стало быть, вошь с «корочкой» – это уже не просто вошь, а супервошь, вошь в квадрате. Вошь в законе. А не завшивела ли совсем Россия? Вот как может быть стоит вопрос.

      И вправду, – представил он, – спросят меня такие вши: «Да кто ты есть такой?» Что отвечу? Вот кто я такой? Когда в человеке не видишь Человека, то кем он может быть? Вошью? А для вши и убить не преступление. Даст ли, например, ответ Феофилакт Косичкин, он ведь, как известно, всё знает?»

      Тут он быстрым шагом подошёл к своим драгоценным полкам, схватил томик Пушкина, открыл на первой попавшейся странице и прочитал:

      И так он свой несчастный век,

      Влачил, ни зверь, ни человек,

      Ни то ни сё, ни житель света

      Ни призрак мёртвый…

      – Вот тебе и на, что же это значит? – воскликнул он и подумал: «А значит ли это, что я, ни зверь, ни человек, влачу свою жалкую жизнь? Нет, и не жизнь даже, поэт не упоминает о ней. Да, о жизни так нельзя – слишком велика она, чтобы зверю или кому-либо ещё жить. Жить может только Человек! Но кто это? Кто я?»

      Он сел за стол, на котором лежал чистый лист бумаги, и задумался о чем-то новом, неизвестном. Им завладело какое-то сильное, незнакомое до этого момента чувство. Он схватил ручку и бешено, без остановки, будто под диктовку, стал набрасывать на листе строчку за строчкой:

      Я день за днём свой стих сплетаю

      О чем пишу? – Совсем не знаю.

      Порою просто так – болтаю,

      Но чаще все-таки слагаю,

      Какой-то нити дивный путь:

      Быть может быть, когда-нибудь

      Его я точно распознаю.

      И плана вечного открою суть,

      Когда-нибудь… Когда-нибудь…

      Что стоит в вечность окунуться?

      Глаза закрыть и обернуться:

      Хоть князем, с воинством своим,

      Хоть райским змием, хоть благим,

      Отшельником, бродягой иль злодеем.

      Я мог быть – редкостным затеем.

      А буду кем? – Кем захочу!

      «Но то дорога к палачу!» —

      Так скажет мне отец – наставник,

      А позже спросит брат – привратник…

      На что мне эти