– Да ну, – отозвался Борис, – лучше включим телек.
Вообще-то они играют одинаково, но Глеб чуть-чуть лучше. Непонятно почему. Так что Борис соглашается играть не так уж охотно: все-таки приятнее выигрывать, чем проигрывать.
Будь они обычными братьями, Борис мог бы смотреть телевизор, а Глеб пошел бы поискать себе партнера. Но они всегда должны делать одно и то же. Разве что могут читать в одно время разные книги.
Всего лишь год назад Борис думал, что если бы они родились такими же сращенными, но не двумя братьями, а братом и сестрой, все-таки жить было бы интереснее. Протянешь ночью руку, а у нее… Но учительница биологии им объяснила, что такое невозможно, что они по всем генам, ну и следовательно, по внешнему строению как бы один человек, только удвоенный. Учительница биологии, анатомии и физиологии. А сама такая молодая, что хочется изучать анатомию и физиологию прямо на ней…
– Да ну его, этот телек! – уперся Глеб. – И так только сидим и смотрим, как идиоты! Лучше сыграем.
Глеб когда чего-нибудь захочет, ни за что не отстанет.
– Да не хочу я играть! – Борис даже дернулся. – Тоже надоело: цацки переставлять.
Они от мамы научились этому слову, и слово почему-то очень обидное.
Глеб тоже дернулся – в досаде. Он читал когда-то книжку «Отверженные». Они оба читали, но Глебу понравилось больше. Там описано, как раньше каторжникам приковывали ядро к ноге. Чтобы далеко не ушли – с ядром. Но оно хотя бы молчит, потому что железное. А если бы ядро все время спорило? Если бы не просто висело своей тяжестью, но и тянуло бы в свою сторону? Никакой каторжник бы не выдержал! А Глеб должен терпеть.
– А жрать тебе не надоело?! А спать?!
Такие внезапные вспышки бывают у обоих. У Глеба – чаще. Хотя и не разобрать иногда, с кого началось. Тем более, сразу передается от одного к другому – через кровь.
– С тобой на боку – надоело! Торчишь из меня – как чирей!
– Это ты торчишь! Как рак. Рак и есть.
И не разойтись по своим углам.
В такие минуты каждый инстинктивно тянет в свою сторону, – пока не сделается больно в средостении.
Глеб уперся щупальцем в шею Борису, тот в ответ схватил своим щупальцем брата за подбородок.
– Гнилой мешок!
– Прыщ идиотский!
– Пузырь!
Они не ходят во двор, не знаются с уличными мальчишками, потому и ругаются не очень умело. Но оттого еще более зло.
Вбежала мама. Она оказалась в одной рубашке. Наверное, переодевалась, когда услышала крики. Братья уставились на нее – и забыли про свою дурацкую драку.
Рубашка была почти прозрачная, мама казалась в ней особенно молодой.
– Мальчики! Мальчики! Чего вы?!
– Да ну! – сказал Борис, уставившись на мамины ноги.
– Это все он! – не удержался наябедничать Глеб, хотя