Он был бледен как мертвец, руки его тряслись от нервной дрожи, а глаза горели лихорадочным огнем.
– Что со мной? – невнятно проговорил он бледными губами. – Что со мной?
И вдруг он схватил девушку, приподнял над собой и проговорил, задыхаясь:
– Царем буду! Понимаешь, московским царем!
Потом он опустил испуганную Розалию и взялся за шапку.
– Прощай!
– Григорий! Что ты? Так скоро? – воскликнула она.
Но Григорий уже не слышал ее возгласа, он уже бегом спускался с крыльца.
Он не пошел в челядню, но побежал в поле. Голова его была, как в огне, грудь тяжело дышала. Он сбросил шапку, раскрыл ворот кафтана и подставил грудь ветру. В его мозгу проносилось:
«Значит, буду царем! Решено!»
И ему мучительно захотелось крикнуть на весь мир о своем решении. Он поддался искушению и крикнул среди тьмы и снежных сугробов:
– Царевич я, Димитрий!
Скоро клич этот прокатился из конца в конец по Польше с Литвой и по Московии.
X. Больной
Еще только брезжил рассвет, когда Матвей, один из слуг Вишневецкого, проснулся. Ему почудилось сквозь сон, что кто-то громко стонет невдалеке от него. Матвей прислушался. Все было тихо.
– Тьфу! Наваждение лукавого! – пробормотал он.
Голова его уже склонялась к подушке, когда стон явственно прозвучал в тишине, нарушаемой только легким храпом спящих.
– Кто стонет? – спросил Матвей.
– О, Господи! Иисусе Христе! Не приведи умереть без покаяния!
– Это никак ты, Григорий?
– Ой, я! О-ох, моченьки моей нет!
– Недужится?
– Смерть моя приходит.
– Полно тебе, никто, как Бог.
– Ой, нет! Чую! Добрый человек!
– Ась?
– Сделай Божескую милость…
– Ну-ну?
– Сбегай за попом: покаяться хочу…
Матвей поскреб затылок.
– Гм… Рад бы, да ведь ты русской веры, где ж попа-то найдешь? Нет близко. Я сам год уж из-за того в храме Божьем не бывал.
– Позови хоть латинского – все равно поп…
– Разве что… Сходить к езувиту панскому, что ль?
– Сходи, добрый человек! На том свете за тебя буду Бога молить.
– Да уж ладно, схожу… Эх, жизнь! – добавил Матвей, раздосадованный и тем, что приходится оставить надежду на сон, и тем, что вот вдруг, ни с того, ни с сего помирает молодой парень-здоровяк, и тем, что надо идти будить «езувита».
Одеваясь, он с завистью глядел на сладко похрапывающих сотоварищей и излил свое раздражение возгласом:
– Чего, черти, дрыхнете! Тут душа христианская с телом расстаться готовится, а они спят, что безногие!
Почему безногие должны спать особенно крепко, этого, вероятно, не разрешил бы и сам Матвей, но окрик подействовал: кое-кто зашевелился и осведомился, что за шум. Скоро уже вся челядня пришла в движение.
Матвей побежал за отцом Николаем. Любопытствующие и соболезнующие окружили ложе больного.
Григорий,