– Ну, нарочно торговец подложил кошелек или нет, вина воришки очевидна – кошелек он все-таки украл, вне зависимости от того, сколько в нем было. Так что для начала в тюрьму, а потом на каторгу.
– На каторгу? – ужаснулась девочка. – Но он же совсем еще ребенок!
– Что поделать, закон один для всех. Тут все зависело бы от позиции суда. Он мог бы и проявить снисхождение из-за возраста, в этом случае мальчика отправили бы в работный дом. Но знаете, если бы выбирал я, то предпочел бы каторгу.
– Ужасно! А суд… Как он проходит?
– Суд? Нобиля могут судить только нобили. Собирается специальное заседание Сената, и выбираются двенадцать судей. Суд по закону должен быть открытый. Решение выносится большинством голосов, а дальше уже в соответствии с законом, если признают виновным, и освобождают, если невиновным.
– Ух ты. Почти суд присяжных. А не нобилей кто судит?
– Все то же самое, только двенадцать человек выбирают из граждан республики.
– А мальчишку кто бы судил?
– Этого вора? Да набрали бы первых попавшихся людей и все.
– А если преступление, например, совершено купцом против нобиля?
– Тогда специальная сенатская комиссия решает. Они набирают присяжных по договоренности с купеческой Sгильдией и Сенатом. Наташа, вы не понимаете, кто такие нобили. Это не некая социальная прослойка. Нобили сами купцы или банкиры, поэтому преступление купца против нобиля или нобиля против купца – это внутреннее дело. И даже если преступление совершает наемный работник против нобиля, то и тогда, если работник гражданин республики, он имеет право на открытый суд.
– Мне кажется, вполне демократично.
– Как? Вы имеете в виду равные права? Наташа, вы идеалистка. Ясно же, что в суде все равно все решают деньги.
– Да нет, это понятно. Но если суд открытый, то явных злоупотреблений и нарушений законов быть не должно.
– Ну, если так смотреть, тогда, конечно.
– Но я все равно не понимаю, как можно так сурово отнестись к тому мальчику! Каторга! Да ему лет двенадцать или одиннадцать!
– А у вас как за кражу наказывают таких?
– Таких не наказывают, – вздохнула Наташа. – У нас уголовная ответственность наступает по закону только с четырнадцати лет. Так что поругали бы… ну, пару подзатыльников отвесили бы, а потом отпустили к родителям. Те уже сильнее бы всыпали.
– Боюсь, что у этого мальчика просто нет родителей.
– Как и у меня, да? Тогда бы его передали в органы опеки. Определили бы в детский дом…
– Работный?
– Не работный, а детский. Я не знаю, что у вас в работном доме делают, потому не буду говорить, что это одно и то же. В детском доме просто живут и учатся дети, у которых нет родителей.
– Учатся?
– Ну конечно. Я же говорила, что среднее образование у нас обязательное и бесплатное.
– Обязательное?