верим – спектакль будет прекрасный». «А я не верю, сказал я, – по-моему, спектакль будет скучный, и я не собираюсь дарить этот букет режиссёру ни сейчас, ни после представления. Подарю его лучше той старушке, которая сидит впереди нас, смотрите, как она мучается от жары, хорошо, что веер у неё есть, сидит, обмахивается им. Откуда, интересно, у неё такой веер, из старинного спектакля, что ли? А, может, она сама играла в спектакле лет сто назад?» Роза сказала: «Перестань, чем тебе мешает эта старушка?!» И тут на сцену вышел режиссёр и сказал, что он бесконечно счастлив, что гастроли его театра проходят в стенах такого прославленного московского театра, потом извинился за жару и ушёл, спектакль начался. Сначала я думал о разных вещах, например, не попадает ли старушка своим веером по носу соседке или не свалятся ли вниз люди, на головы сидящим в партере женщинам, которые сидят у прожекторов наверху, там даже загородок никаких нет, а ещё я думал, хорошо бы открыть двери, ведущие в зал, устроить сквозняк, а то дышать совсем нечем. Потом я вспомнил, как в одном театре во время представления начался пожар, народу было много, зрители не сразу поняли, что это не от жары жарко, а от пожара, а когда увидели – было поздно, уже весь театр горел, началась паника, двери оказались запертыми, одну только дверь смогли открыть, и все бросились туда, получилась давка, спаслись не все, да, были жертвы, так я слышал, вот такая история, не помню только, кто об этом рассказывал… Ну, то есть я сидел и смотрел на сцену, а сам думал о всяких таких вещах, потому что… ну, что такое кукольный театр? Мы знаем! Это куклы, которых артисты дёргают за верёвочки, куклы двигаются, говорят неестественными голосами, поют и пляшут, и всё потом кончается хорошо… Потом я начал смотреть на одну куклу, которая была одновременно и птицей, и человеком, её звали Боря, голос у куклы был звучный, красивый, как у какого-нибудь заслуженного артиста Грузинской ССР, запоминающийся голос, ничего не скажешь… И этот Боря, когда умер его друг, шарманщик Варлаам, стал заботиться о его подруге, старушке Домне, но помочь как следует не смог, поэтому взял и ограбил банк, какой-то коммунальный банк ограбил и стал приносить Домне двадцатипятирублёвки. Он сочинял, что эти деньги принесло ему ветром, или что он нашёл их на берегу речки, но потом, конечно, начальник милиции, который разъезжал на коне, арестовал его и посадил в тюрьму. А до этого, до тюрьмы, когда у Домны появились деньги, Боря сказал: «Давай, Домна, пожалеем одного бездомного, он хороший человек, он помог слепой девушке, ей сделали операцию в клинике Филатова, и она прозрела, но только потом вышла замуж совсем за другого человека, а не за своего спасителя, и этот хороший человек стал скитаться, бродягой стал». И я подумал, о каком, знакомом он говорит? И вдруг появился Чарли Чаплин, точно такой, как в кино, только малюсенький, он стал расхаживать чаплиновской походкой, размахивать тросточкой, приподнимать шляпу и кланяться. Ну, это было здорово! А потом он положил голову на колени Домне, и она его пожалела… Да, было здорово! Но грустно! Я чуть не
