– Да. Но я с ними не знаком.
– И вы знаете всё об этом времени? – я решил поймать его.
– Да, – кивнул он.
– Чьи это строки? – спросил я и продекламировал стихи, которые сам читал когда-то в компаниях, когда учился в институте:
Будь весел с черноокою вдвоём,
Затем, что сходен мир с летучим сном.
– Рудаки. Десятый век. Эпоха Саманидов, – ответил он.
– А когда жили кидани?
– После сельджуков, двенадцатый век.
Я схватил планшетку и нашёл там страничку со своими рисунками, недавно я перерисовал каменную роспись в пещере, неподалёку отсюда.
– Что это?
– Это богиня Умай, – сказал он, взглянув на рисунок. – Богиня плодородия у тюркских народов.
Мы помолчали. Всё-таки одет он как самый обыкновенный чабан.
– А почему вы так одеты? – спросил я. – Не в какой-нибудь парчовый халат, в дорогие меха? У вас такая важная миссия…
– Так удобнее, – ответил он. – Так одевались чабаны во все времена.
– А нет ли у вас чего-нибудь из того времени, где вы побывали? – загорелся я. – Хотелось бы взглянуть… Может быть, какая-нибудь монетка времён Кушанского царства или бронзовая застёжка, серёжка…
Человек посмотрел мне в глаза и улыбнулся. Вынул из-за пазухи веточку, протянул мне. От веточки исходил такой знакомый душистый горьковатый аромат!
– Полынь! – ахнул я. – Емшан-трава!
– Да, проезжал недавно большое поле, – сказал он.
– А где было поле? В какой стране? – спросил я.
– Дешт-и-Кипчак.
– Там жили будущие казахи?
– А также татары, кумыки, балкарцы, карачаевцы, якуты, чуваши, гагаузы, многие…
Он поднялся и свистнул. Лошадь подошла к нему.
– Мне пора, – сказал «чабан». – Рахмат. Я рад, что вкус хлеба не изменился. И изюм тот же.
Опять где-то наверху нежно просвистел суслик, над нашими головами пролетела парочка перепёлок.
– Рад, что суслики ещё живут в степи и птицы летают. Сау бул, друг. Может, ещё увидимся.
Он вскочил на лошадь, взял её под уздцы и поскакал прочь.
Я смотрел ему вслед. Он был абсолютно реальным. Ничто не просвечивало сквозь него. Ни звёздное небо, ни расплывающийся в лучах заката степной пейзаж… И цокот копыт слышался ещё долго. А потом всадник ускакал в глубь каменистой впадины, растаял в желтеющих сумерках.
Когда вечером я возвращался на уазике в посёлок, рассказал водителю, что днём видел странного чабана, который показался мне просто сумасшедшим.
– А в Аксае много сумасшедших, – сказал, усмехнувшись, водитель, – особенно после испытаний на Семипалатинском полигоне…
Поздно вечером в гостиничном номере я включил телевизор. Показывали «Клуб кинопутешествий», праздник в окрестностях Лхасы в Тибете. На праздник съезжались местные жители, на лошадях, яках, с шерстяными пледами на плечах, тут же были гости-иностранцы, некоторые – с кинокамерами. Показали крупным планом каменистую пустынную дорогу, по которой ехала семья тибетцев: