Безответная любовь
Было самое начало 1960-х. Мы жили в Новосибирске, я всего пятый год работал хирургом в одной из городских больниц. Несмотря на мою молодость, меня считали многообещающим врачом. Уже тогда я выполнял довольно сложные операции на черепе, груди, животе, щитовидной железе, проводил удаление червеобразного отростка, желчного пузыря, ушивание перфорационного отверстия при язве желудка, делал резекцию. Дежурств было много, до четырнадцати в месяц, и заступал я на них уже в качестве ответственного (основного) хирурга.
Впрочем, я не гнался за деньгами, а стремился набраться опыта. Мне все было интересно. Особенно нравилось сделать какую-нибудь серьезную операцию, довести больного до полного выздоровления и, провожая его, выслушивать благодарности. Это рождало ощущение важности профессии и понимание, что выбор был правильным, я занимаюсь своим делом. Деньги врачам в то время не дарили (это считалось бестактным), но бутылку коньяка по настоятельной просьбе больного принимать приходилось, чтобы не обидеть, – таковы издержки профессии.
Однажды я дежурил с моим коллегой Юрием Шахтариным. Прооперировав нескольких больных, мы сидели в ординаторской и делали записи в историях болезней. Вдруг зазвонил телефон. Юрий снял трубку и, послушав, протянул ее мне.
На другом конце провода был Юра Антонов, мой тезка и товарищ. Оба заядлые мотоциклисты, мы познакомились еще в Томске и вновь встретились в Новосибирске, катаясь на мотоциклах «Ява». Голос его был взволнованным:
– Юра, как хорошо, что ты дежуришь! Мы сейчас привезем Вовку Овчинникова (тоже мотоциклист). Он сам себя зарезал ножом и, кажется, прямо в сердце. Вон его уже погрузили в скорую помощь!
Я попросил сестру подготовить инструмент и операционную. В ожидании скорой мы с Шахтариным стояли у окна ординаторской. Через несколько минут машина с сиреной влетела на территорию больницы. Двери открылись, и на носилках вынесли Овчинникова. Он лежал, раскинув руки в стороны, как снятый с креста. Из его груди торчала деревянная ручка столового ножа. После короткого осмотра мы велели везти раненого в операционную. Я вскрыл грудную клетку: крови в полости было немного, нож прошел рядом с сердцем и попал в легкое. Предложив ассистировавшему мне Шахтарину потихоньку вынимать нож, я приготовился к кровотечению и взял кровоостанавливающий зажим.
К счастью, кровотечение было небольшим. Убедившись, что других повреждений нет, мы зашили рану, применив клапанный дренаж.
Ежедневно я заходил в палату, где лежал Овчинников. Когда он полностью пришел в себя, я заговорил с ним о Юрке Антонове и о мотоциклах, и он даже вспомнил меня.
…Ах, эти сверкающие красавцы, мотоциклы «Ява»! От советской рабочей лошадки, какого-нибудь «Урала» или «Ковровца», изделие чехословацких братьев по соцлагерю отличалось, как конь джигита от владимирского тяжеловоза! Это были мотоциклы мирового класса, способные конкурировать с капиталистической