Теперь самое время задаться вопросом: а не придумал ли я все эти расклады о «самодержавности», могуществе и большой стратегии за Владимира Путина? Есть ли у меня хотя бы косвенные доказательства того, что в начале своего правления Путин решил вопрос о выборе большой стратегии? Во-первых, могу сказать даже про вероятное его знакомство со взглядами Петра Струве. Мы знаем, что Путин много читает книг по истории, а история человечества – это история больших проектов и, следовательно, больших стратегий. Кроме того, мы достоверно знаем, что Путин хорошо знаком с творчеством (в том числе с государственным творчеством) Петра Столыпина (1862–1911) и с работами «белого философа» Ивана Ильина (1883–1954), а два этих имени, взятые в контексте, подразумевают третье – Петра Струве. Именно Струве теоретически и диалогически обосновал программу преобразования (большую стратегию) Столыпина «Великая Россия», и именно Струве был старшим идейным товарищем и собеседником Ивана Ильина в период эмиграции, когда они оба (вместе с Семеном Франком и др.) участвовали в разработке теоретических основ нового идейно-политического направления – либерального консерватизма, близкого самому Владимиру Путину, как я покажу ниже[12].
Во-вторых, что касается доказательств, хочу напомнить о статье самого Владимира Путина «Россия на рубеже тысячелетий», опубликованной буквально накануне того дня, когда Ельцин ушел в отставку и передал Путину бразды правления страной. Сразу скажу, что это одно из самых важных выступлений Путина за 20 лет и при этом одно из самых недооцененных и даже незамеченных. О значении этой статьи для понимания собственно идеологии Путина – далее в этом сборнике. А сейчас посмотрим, что говорит будущий президент накануне прихода к власти о могуществе и большой стратегии.
Для начала мы видим, что Путин вполне осознает не только тот факт, что Россия лежит в руинах, но и то, что любое внутреннее потрясение приведет страну к гибели и даже исчезновению: «Терпение и способность нации к выживанию, равно как и к созиданию, находятся на пределе истощения. Общество просто рухнет – экономически, политически, психологически и морально». И это внутреннее балансирование на грани краха имеет для Путина и внешнее измерение: «Пожалуй, впервые за последние 200–300 лет она (Россия. – А. К.) стоит перед лицом реальной опасности оказаться во втором, а то и в третьем эшелоне государств мира». Это для Путина – и для русского народа, о чем Путин точно знает, – неприемлемая перспектива. Причем если мы обратим внимание на эти даты – 200–300 лет, – то поймем, что отсчет Путин ведет от эпохи Петра Великого, когда Российская империя мощно вторглась в европейскую борьбу за гегемонию, похоронив по ходу своего шествия гегемонистские амбиции двух сильных на тот момент игроков – Швеции и Польши. А в периоде плюс-минус 200 лет Россия вывела на периферию европейской политики еще одного потенциального гегемона – Османскую империю – и довела свое собственное