– Спасибо, – благодарю тихо.
Глеб не отвечает. Сосредотачивается на дороге. Автомобиль планомерно набирает скорость, очень быстро превышая допустимый правилами дорожного движения предел, целенаправленно направляясь…
– Куда мы едем?
– Советская, сорок девять, – отзывается Глеб.
Хмурюсь, смотрю на него в непонимании.
– Разве не туда направилась твоя мать?
Туда-то туда, однако…
– Зачем тебе это? Я могла бы взять такси.
Он опять не отвечает, безразлично пожимает плечами. Я не настаиваю. Тоже молчу. Пока спорткар пересекает одну улочку за другой, я упорно пытаюсь понять, с чего вдруг такие радикальные перемены в его поведении по отношению ко мне, но не нахожусь ни с одной мало-мальски здравой догадкой. А тишина между нами нервирует всё больше и больше.
– Там же твой папа остался. И Вера. И договор… – начинаю неуверенно.
– Договор подписан. Ещё во время твоего побега, – перебивает Глеб. – Мой отец – большой мальчик, сам в силах добраться до отеля. Вера ему в помощь, – усмехается в довершение. – У них всё равно были планы на вечер, не включающие наше с тобой присутствие.
Это его «наше с тобой» напрягает и нервирует ещё больше, чем тишина. Но я снова молчу. Развернувшись вполоборота, всматриваюсь в немного суровые черты лица брюнета, как он изредка хмурится каким-то своим мыслям, продолжая сосредоточенно вести машину.
– Почему ты сказал Быкову, что я – твоя женщина? – не выдерживаю затянувшейся паузы. – Я – не твоя, – напоминаю на всякий случай.
Заранее готовлюсь услышать какую-нибудь колкость или же язвительное замечание, с учётом того, что именно эти слова, по сути, спасли меня, от долгих мучительных разбирательств. Но Глеб удивляет снова.
– Так было проще всего, – слышу я отстранённое. – Не парься, Дюймовочка, я – не Быков, не нуждаюсь в принуждении и не прибегаю к шантажу, чтобы заставить девушку быть со мной.
Это успокаивает. Ненадолго.
– Чем занимается твоя сестра? – внезапно меняет направление разговора Филатов.
– Она – старший продавец в супермаркете, – отзываюсь настороженно. – А что?
– Ничего. Просто спросил.
Ничего просто так этот мужчина совершенно точно не делает, тем более – не интересуется чужой жизнью, но свои доводы я оставляю при себе. Звоню матери. Та берёт трубку лишь спустя долгую череду гудков, за время ожидания которых я успеваю напредставлять себе ещё парочку аварий с её участием, и это – тот минимум, на который только хватает моего измученного сегодняшними приключениями разума. С нашей мамой всё равно никогда не знаешь наверняка.
– Где тебя носит?! – звучит одновременное и от меня, и от мамы.
И если мой голос – просто взволнованный, то мамин – полон раздражения. Словно я мешаю какому-то