Наш мир погрузился во мрак. My.Self. Harmony.

и хотелось рухнуть на землю и больше не вставать. Его мысли были настолько тяжёлыми, что казались материальными и словно стискивали его мозг венцом из раскалённого железа. Осознавая, что бесконечные эксперименты искалечили его до состояния овоща и превратили в чудовище, Кель хотел добраться до дома и хотя бы взглянуть на своих родителей через окно, если, конечно, Аларимаэль не расправился с ними. Потом, думал он, можно было бы вернуться на набережную, перелезть через бортик и спрыгнуть в ставшую тёмной и неприветливой Корхенйоки – главную реку Земель Парадокса. Висевшая на шее крошечная шкатулка на цепочке тянула вниз, как якорь. Это был замысловатый механизм, помещённый в эмалированную коробочку в форме сердца, успевшую потрескаться за время содержания парня в темнице. Франклин вытащил шкатулку из-под толстовки и прокрутил ключик, который сначала жалобно пискнул, а потом начал стрекотать. Мелодия звучала, как будто её играли на консервной банке, но Кель поёжился от тоски, услышав её, такую искажённую и позабытую.

      Так, от фонаря к фонарю, бывший пленник дошёл до Аллеи Союза. Статуи первых поселившихся здесь людей, правителей, изобретателей, поэтов, философов выглядели мрачно и неприветливо, как сгорбленные старики. Среди пьедесталов сновали фонарщики и свечники, увешанные своими изделиями, чтобы освещать дорогу. Франклин увязался за одним из них и потихоньку вышел к южным воротам в Архив. Посреди реки теперь стоял пустой остров, о который билась бурлящая вода, утекавшая дальше.

      Кель думал побыстрее миновать это угрюмое место, но заметил у ограды сидевшую фигурку. Проходившие мимо фонарщики освещали её на мгновения. За несколько вспышек бывший пленник рассмотрел маленького мальчика лет, этак, восьми-девяти. Один его глаз скрывала чёрная повязка, другой, светло-голубой, отрешённо смотрел на остановившегося путника. Волосы были убраны под тонкую вязаную шапку. Брюки и рубашка казались огромными. Ремень в штанах застёгивался на самодельную дырочку, наскоро пробитую чем-то острым, а рубашка моталась в районе груди, обнажая ключицы и хрупкие тощие плечи. Ботинки были крепко привязаны к щиколоткам, чтобы не слетели. Франклин бездумно делал по одному шагу в сторону мальчика, стоило приметить новую деталь его внешности. В конце концов не менее отощавший высокий парень нависал над крохой, как могильная плита. В свете всё тех же фонарей незнакомец увидел лицо путника, так старательно скрытое капюшоном, и утробно произнёс, затем оскалившись:

      – Ну и урод же ты. Хуже меня.

      Кель опешил и коснулся своего лица, словно пытаясь понять, о нём ли говорил одноглазый мальчик. Ребёнок протяжно хмыкнул и снова оскалился.

      – Почему ты носишь повязку? Тебя покалечили? – спросил парень, забыв, что его только что попытались оскорбить.

      – Нет. – твёрдо ответил мальчик. – Чтобы от меня не шарахались. Тебе впору намордник надеть, чтобы от тебя не убегали врассыпную