Вот и все, Владимир. Геннадий Анатольевич Веретельников

Элен, а просто купил её любимый печеночный тортик и пришел к ней в гости. У них дома всегда, казалось даже, что круглосуточно, была целая толпа людей разного пола, возраста и напоминала муравейник. Её папа был прирождённым политиком, одним из лидеров национального радикального движения, поэтому посиделки, планерки, и, как следствие – митинги и демонстрации, чаще всего начинались у Элен дома. Этот вечер был не исключение. Консьерж ^[7], увидев меня, улыбнулся и приподнял свою шляпу. Я же, в свою очередь, угостил его кусочком тортика, который заранее нарезал, когда покупал в кондитерской. Перебросившись с ним парой фраз, он мне пожаловался на то, что националисты – это, конечно, правильно и здорово, но жалование ^[8] они ему уже задерживают третью неделю. А у него кредит на автомобиль и уже приходили из банка… в общем он попросил меня напомнить этим спасителям Франции, что консьерж еще не умер от голода и у них есть шанс не брать грех на душу! Я пообещал и начал подниматься пешком. Лифт не вызывал. Решил, что пока иду по ступенькам, выстрою в голове свой разговор с Элен. Но в голову ничего не лезло.

      Дверь была приоткрыта. Обычная дымовая завеса и гул голосов. Я прошел в большую столовую, увидел, что папа Элен обратил на меня внимание и двумя жестами определил мое ближайшее будущее. Первый жест относился к тортику и место, куда надо его поставить, второй жест раскрыл мне тайну, где находится Элен. Это был балкон. На балконе, удобно расположившись в кресле-качалке, Элен качалась в наушниках и держала на руках здоровенного кота – мейкуна по имени «Симба». У Элен были закрыты глаза, и мне показалось, что по её щеке сбегает слеза. Во мне сразу проснулся дикий варвар, который должен придушить любого, кто посмел обидеть любимую. Я сел рядом, но она, не открывая глаз, взяла меня за руку и произнесла немного певучим голосом, видимо подражая мотиву той песни, которая в данный момент играла у неё в плейере:

      – Ты уплывешь за океан и сгинешь там… и сгинешь там…

      – Элен, ты чего такое говоришь, что случилось? Почему ты плачешь? – спросил я.

      Она, погладив кота, аккуратно поставила его на пол. Встала. Взяла меня под руку и шепотом попросила меня увести её. Я не сопротивлялся. Махнув папе рукой, который, казалось, ведя переговоры одновременно с тремя оппонентами, держал всё, что вокруг него происходило, под контролем. Мы вышли на улицу. Был вечер. Теплый. Наполненный шумом машин, который становился всё тише, потому как мы направлялись в парк, который располагался вдоль набережной. Мы молчали. Вдруг Элен остановилась и резко развернула меня к себе. Я увидел глаза полные слез, потекшую тушь с ресниц. Покусанные губы. Элен спросила:

      – Это правда?

      Я понял, что видимо мои родители сообщили немного раньше моего прихода новость, из которой становилось ясно, что мы переезжаем в Москву. Я не мог вымолвить ни слова, поэтому просто кивнул головой в ответ. Элен опять резко отвернулась от меня, отбросила от себя мои руки,