В итоге всё, к чему он пришёл за почти сорок лет своей жизни, была однокомнатная квартира, доставшая в наследство от матери, со старыми обоями, кое-где отошедшими от стен, старой скрипящей кроватью, которая когда-то своим скрипом не давала спать по ночам соседям, у окна стоял деревянный круглый стол. Пара растений на подоконнике и лампа с абажуром на потолке, вот и вся нехитрая обстановка. Благо, квартира находилась рядом с парком, где Леонов постоянно гулял, обдумывая свою жизнь и будущее, которое не обещало ничего радужного.
Каждый день, возвращаясь с работы, он час гулял по парку, а в выходные проводил там не меньше трёх часов, пока не замерзал или пока желудок не начинал требовать очередной порции макарон с килькой. Тогда он возвращался в своё жилище, которое представлялось ему неким убежищем, бункером, отгороженным от всего остального мира, и подолгу размышлял о всякой всячине, стоя у окна. Старый дисковый телефон всегда молчал. Никто не звонил ему, и он никому не звонил. Ни старым друзьям, ни бывшей жене, никому. Единственным напоминанием о связи с внешним миром были счета, которые он каждый месяц находил в своём почтовом ящике.
Наверное, никогда в жизни у него не было столько времени на раздумья. Работа тоже не отвлекала от дум, так что всё своё свободное и несвободное время Леонов думал. О прошлом, о несправедливости и, вообще, о жизни.
Одиночество сначала казалось ему странным, непривычным. Когда он приходил домой, никто не выходил встречать его, никто не рассказывал ему о событиях прошедшего дня, о мыслях, пришедших в голову. Его встречала тишина, и только тиканье часов нарушало её. Постепенно он привык и даже счёл это полезным.
В конце концов, в один прекрасный день Леонов вернулся с прогулки домой с пишущей машинкой, которую приобрёл на местном блошином рынке у одного старичка.
Он расчистил стол от старых газет и всякого мусора, который непременно накапливается, если всякую вещь класть на стол и забывать про это. Он отнёс скопившиеся газеты в прихожую, а кружки на кухню, и на освободившееся место поставил машинку. Потом он сходил на кухню за единственным стулом, сел напротив машинки и стал думать, с чего начать. Он провёл рукой по непривычно жёстким кнопкам старого аппарата, ощутил холод металла и подумал, что, может быть, когда-то эти кнопки вершили чью-то судьбу. Сколько строк, гневный или радостных, было напечатано здесь, и вот теперь он сам будет создавать свою судьбу с помощью этой простой старой, может быть даже антикварной, пишущей машинки фирмы «Ундервуд».
Леонов ещё постучал пальцами по столу и занёс руки над кнопками.
«29 октября 1999 года.
Это моя первая запись…»
Написав эти слова, он задумался, но потом продолжил, уже не останавливаясь. Мысли нахлынули бурлящим потоком, изливаясь на бумагу, как воды реки,