– Мой рис никому не отдам!
Полюбовался на яростно сверкавшие глаза друга, на белоснежные клыки, открывшиеся в оскале. Отступил ещё на пять шагов. Ничего не изменилось. Отступил ещё настолько же: медведь помутнел. Приблизился на четыре шага. Отступил на три. Приблизился на два. И радостно подсчитал в уме: мне теперь чётко видно окружающее пространство примерно на семнадцать шагов! Значит, милосердная Каннон, тронутая горячей мольбой Сироиси-сана, тоже сделала мне подарок. Только не понятно, насколько часов или дней. А впрочем, не важно!
Я радостно подпрыгнул и заорал во всю глотку.
– Свихнулся от голода, – задумчиво произнёс Акутоо, но спасать меня при помощи еды не торопился.
Может быть, он не такой плохой, каким кажется. Кто знает? Возможно, единственное, с чем барсук не в силах расстаться – это еда. Он лишь немного накормил своего спасителя, но это же может говорить не только о его жадности, а о том, что иногда, в особых случаях, Акутоо способен расстаться с чем-то дорогим ради кого-то. Только не каждому выпадет честь отведать угощение этого оборотня, так что мне полагается гордиться. И вообще, пора бы мне вернуться, а то, родители, брат и сёстры уже волнуются.
Отец очень холодно взглянул на меня, когда я пришёл к родному дому. Мать и вовсе побила. Про насмешки Такэру, которые тот бросал мне исподтишка, пока я покорно стоял у двери, не смея войти внутрь, молчу. Жаль, что моей милой Асахикари досталось из-за меня: младшая из сестёр пыталась накормить меня едой, припрятанной утром.
Мама только к вечеру смилостивилась, наложила мне немного овощей в миску и выставила еду на улицу. Ещё пару ночей я спал вне дома, не смея нарушить запрет моей родительницы. А потом всё наладилось. Не сказать, чтобы дети, прежде донимавшие меня, перестали издеваться надо мной. Нет, они вели себя как раньше, только теперь, с даром доброй богини, я мог разглядеть мучителей прежде, чем они приблизятся ко мне, так что временами успевал спрятаться или сбежать. Да и возможность увидеть большую часть мира, чем ту, которую мог разглядеть прежде, наполнила мою жизнь новыми красками.
О подарке Каннон я умолчал. Во-первых, теперь у меня было преимущество перед неосведомлёнными об этом ребятами, во-вторых, если бы я рассказал, то рано или поздно мой счастливый рассказ перешёл бы в хвастовство. Быть может, тогда бы потерял этот дар, а этого мне не хотелось.
Спустя несколько дней после ссоры с Акутоо – тот до сих пор так и не вернулся – я рано утром брёл по деревне. И увидел избитого барсука, привязанного к старой сливе. Сердце моё испуганно сжалось. Уж как ни злился на жадного оборотня, а гибели ему не желал. Потому бросился к измученному побоями зверю, стал развязывать державшую его верёвку. Прежде, чем распутал последний узел, понял, что барсук не тот: уж слишком большой, старый, но не остановился. Не хорошо дарить надежду, а потом отбирать. Это как поклясться своей честью, а потом