– Счастливый, – вздохнул Родионов. – Ладно, я парням скажу, они рады будут. Мы все за нее очень переживали. Непростая ведь псина. Что за порода-то?
– Помнишь рекламу «Педигри»? Самую первую?
Несколько секунд Родионов сосредоточенно глядел куда-то в приборную доску.
– Пора мне, – сказал он вдруг. – А то они волнуются.
– Спасибо, что приехал, – кивнул Гош. – Всегда так?
– Считай, что всегда, – уклончиво ответил Родионов.
– Я хотел спросить… Чуть не забыл. На вашей заставе учет какой-нибудь ведется?
– Кого? – хмуро спросил Родионов, думая о своем.
– Прибывших.
– Ага. С сегодняшнего дня прямо и начнем.
Гош отпустил загривок Беллы, подошел вплотную к приземистому красному родстеру и сел на корточки рядом с открытым настежь окном, в котором угрюмо насупился Родионов.
– В чем дело, старина? – спросил Гош негромко. – Я какую-то глупость сморозил?
– Так что за порода? – поинтересовался Родионов, не поворачивая головы.
– Бернская овчарка.
Родионов уныло кивнул.
– Ничего я не помню, Гош, – сказал он горько. – Ни-че-го-шень-ки. Я ж тебе сказал – полный идиот. Вот зачем у меня кольцо на пальце – это помню. А где она может быть сейчас…
– А я не знаю, где мое кольцо, Рэдди.
– У тебя, что, тоже?… – встрепенулся Родионов.
– Я безумно гордился этим кольцом, – сказал Гош очень тихо. – Куда я его дел? Его могли снять с меня только с мертвого, понимаешь? Я не променял бы его даже на жизнь.
– Ну что за глупости, старик… Кольцо – это символ, да… Но не до такой же степени.
– До такой. Вот именно до такой. Рэдди, я проснулся тридцать пять дней назад. И каждый день я плачу, как ребенок, у которого пропала мама. А на прошлой неделе вспомнил, что у меня была жена, самая прекрасная женщина на свете. И поехал сюда. И теперь уже не знаю – может, не плакать больше? Может, сразу застрелиться?
– Перестань, Гошка. Все плачут. Все хотят с собой покончить. Каждый. Каж-ж-дый. У нас вся застава по утрам ходит с красными мордами и друг на друга не смотрит. А мы-то проснулись кто в начале лета, а кто и весной… Некоторые помнят, что у них дети были… Ты, главное, ищи. Ты плачь и ищи. Мы все ищем. Каждый как может, так и ищет. Иначе нельзя. Иначе ведь никакого выхода, да?
Белла ткнулась мокрым носом в дрожащую щеку Гоша и вздохнула.
– А у нее вот мужика убили, наверное, прямо на глазах, – предположил Родионов.
– Она собака, – помотал головой Гош. – Она умеет забывать.
– Мы тоже.
– Не так быстро. И потом, я не хочу забывать, понимаешь? Я фамилию свою забыл, я не помню, чем занимался, где жил – тоже не помню. Но любовь… Я не забуду. Ты не забудешь. Нам ведь тогда жить будет незачем, Рэдди. Окончательно незачем.
– Вот поэтому и нужно искать, – сказал Родионов твердо. – Знаешь, Гош, мне действительно пора. То есть, я уже на подходе доложил, что все нормально, когда тебя увидел, но тем более