Бурого цвета вода в кружке стала.
Тут я опомнился. Месиво сраное
Снес в туалет, в унитаз его плюхнул.
Кружку как следует, с мылом, на кухню.
Только я начал, приходит Антонов.
Мыть не дает. Между краном и мной
Влез, – нахалюга! – помехой, препоной
Стал, да еще повернулся спиной.
Вытянул руки длиннющие в стороны
(Это такой запретительный жест).
Тычусь то в спину, то в локти позорно я,
Словно во вкопанный каменный крест.
Гневно хватаю нахала за плечи.
Вижу: тем самым Антонова злю.
Он обернулся лицом ко мне с речью,
Грозно сказал: «Я тебя задавлю!»
Во сне мне грезилось, что Корогодский умер.
Пришел прощаться с ним я в ТЮЗ на панихиду.
Старик любил при жизни едкий юмор,
Да и в гробу он выглядел ехидно.
Клевал и рвал он словом, как орел,
И вот умолк. Казалось бы, finita!
Но тут, глаза открыв, покойник речь обрел,
Заговорив как прежде ядовито.
Во сне ко мне пришел Варфоломеев,
С ухмылочкой, подмигивает глазом
Стал обольщать заманчивым соблазном.
И говорит: «Зачем тебе Россия?
Езжай в Америку – вот это, брат, страна!
Накопишь денег, поживешь красиво
И славы вкус изведаешь сполна».
Поверил я лукавому проныре.
Свободен путь в заокеанский мир.
У всех в Америку готовы паспорта.
И тут я высказал совсем не то, что думал.
Ослушались меня мои уста.
Не мог сдержать потока бурной речи
И с пафосом невольно возгласил,
Я всем сказал: «Друзья, до скорой встречи,
До нового свиданья на Руси!»
Варфоломеев тут как тут.
Глаза таращит дико:
Перепугался, видно, плут
И на меня зашикал,
И дал мне по лбу тумака,
Чтоб не валял я дурака.
Явился, мол, мессия!
К чему приплел Россию?
Зажал он мне покрепче рот
И поволок в аэропорт.
Лицом к стене лежу я на кровати.
Мной овладела сонная апатия.
Вдруг прибегает Шукшина.
Как смертный грех она страшна.
И со словами: «Ах, ты спишь!» —
За шею хвать, как кошка мышь.
И начала меня трясти,
Как будто я попал под ток.
Боль пробирала до кости.
(Похоже на электрошок.)
Под зверской пыткой грозной дамы,
Как червь, я корчусь от конвульсий.
Зову на помощь: «Мама, мама!»
И в этот миг – ура! – проснулся.
Сижу на вершине холма,
На травке зеленой. (Был май.)
Извилась тропинка к подножью.
Я огляделся – и что же?
В руках пятилетнего мальчика
Игрушку