Многое передавал им старый Морн – но молодые оборотни охотнее хватались за деревянные, а позже – стальные мечи, с жаром рубились, часами готовы были стрелять из лука, бросать ножи, а вот долгие рассказы Тварьца о травах, звездах, обычаях Постоянных или беседы о давно ушедших временах зачастую пролетали мимо юных горячих голов.
Впрочем, не всех…
Однажды торжествующий Солли примчался к Морну и с гордостью сообщил, что если к мази от ожога добавить толченую кору Красного дерева, то новая кожа нарастает значительно быстрее. Он захлебывался радостью открытия – и впервые увидел, как расплывается в улыбке лицо Сына Большой Твари, веселые лучики собираются у помолодевших глаз…
Никогда не улыбались глаза Морна во время уроков боя, а тут…
Целый день Солли носился с мазью, вспоминая улыбку старика, а завтра утром…
– Мертвители!..
Солли часто видел потом в ночных кошмарах то утро, когда в деревню влетел мчавшийся из последних сил пардус Ролло. Его раны затягивались на глазах – в зверином облике лишь тяжелые ранения угрожали жизни, чего нельзя было сказать об облике человеческом, – но Ролло не мог дожидаться и уже стоял на двух ногах, обливаясь кровью.
– Облава! – прохрипел он. – Скорее…
И упал, но упал на четыре лапы с выпущенными когтями.
Не раздумывая, Солли рванулся к своему дому – волком.
Отец. Мать. Оружие.
Он не успел. Мертвители ворвались в деревню с трех концов, и крайние дома уже горели, а люди в серых плащах перекрывали улицы. Увернувшись от удара мечом, Солли вьюном проскочил между ногами салара, цапнув того за щиколотку, и скрылся за углом.
У их дома кипел бой. Отец и мать рычали и метались в кольце врагов, и шерсть их слиплась от крови. Солли прыгнул сзади на Мертвителя, замахнувшегося на мать, и не разжал сомкнутые на чужом горле клыки, даже когда острая боль пронзила его бок.
Потом он кинулся в дом.
Солли плохо помнил, что было дальше. Горела деревня, он оглох от криков и лязга оружия; они с матерью и бешеным Лорквоу стояли посреди улицы – два волка и человек, – и Солли бросал свои ножи в накатывающуюся волну Постоянных, но ножи кончились, и остался меч, и кровавый вихрь захлестнул его. Отец рухнул с разрубленной головой, так и не выпустив корчащегося салара; рядом то ли взвизгнула, то ли всхлипнула мать, когда зазубренный клинок отсек ей переднюю лапу; Солли подхватил мать на руки и побежал, чувствуя, что надолго его не хватит, что это конец, а потом наступила тишина, и он остановился.
Перед ним стоял Морн.
– Уходи, – коротко приказал Морн, и Солли заковылял дальше, спотыкаясь и не падая только потому, что на руках у него была мать, видя вокруг себя отступающих к лесу Изменчивых…
Последнее, что он запомнил, – пустая улица, багровый дым и шеренга Мертвителей, медленно надвигающаяся на одинокую сутулую фигуру Морна…
…Когда они вернулись, Морн все так же стоял посреди улицы,