– Вот что, Борис. Ты парень неглупый, грамотный, все о тебе хорошо отзываются… А вот скажи: ты когда-нибудь задумывался, что дальше?
– То есть как это? – Точно! Переворот затевают… Вот это влип…
– Подожди, Алеша, – в разговор вступает Евграшин, – дай-ка я проще поясню. Борис, как ты думаешь: через десять лет в нашей республике жить станет лучше?
– Ясно, лучше!
– А почему?
– Ну… Мы много строим, много делаем… Вот завод в Ухте на полную вывели… Даже птицефабрику собираемся… Детей много! А раз много детей – значит, будут рабочие руки, так? Значит, точно – жить станем лучше!
Закончив свои рассуждения, я гордо взглянул на них. Ну, разве я не прав? Но ни Евграшин, ни Бугров что-то не торопятся подтверждать мои выводы…
– Видишь ли, Борис, – Евграшин озабоченно чешет нос, – все было бы так, как ты говоришь, если бы не одно «но».
Что еще за «но»?..
– Скажи, ты в деревне бывал? – низким, без интонаций голосом интересуется Бугров.
– Ну, бывал…
– Поля, луга видел?
– Да видел я, товарищ председатель Тимуровского комитета. И поля, видел, и луга…
– Их больше стало? – и опять давит своим мертвым взглядом. – Вспоминай, звеньевой.
Да вроде нет. Там, где наш первый лагерь стоял, полей вроде даже меньше стало. Ну, точно. Я помню, что, когда совсем маленький был, у реки поле было овсяное. Я еще тогда говорил, что оно – геркулесовое. Нас туда на полевые работы посылали, в пионерский десант. Типа прогулки на свежем воздухе. А потом, когда уже постарше стал, пару раз по делам в этот же колхоз попадал. Так не было уже этого поля. Деревенские говорили – болото съело. И осушить не смогли. Вроде кто-то приезжал из Дворца пионеров – юный мелиоратор, что ли? – так он сказал местным юннатам, что сделать ничего не может… Да еще Ирка рассказывала, что будто бы дед ее подружки – старый большевик, ему уже пятьдесят шесть! – жаловался, что в деревнях у Двины посевные площади втрое сократились…
– Нет, товарищ председатель Тимуровского комитета, больше их не стало. Вроде бы даже меньше стало…
– А есть мы что будем, если полей уже сейчас – нехватка? А ну-ка, вспоминай, Волков: сколько раз только за этот год гарниры отменяли?
Бли-и-ин! А ведь и верно: чуть не раз в неделю мы мясо или рыбу без гарнира рубали. Раньше-то, как сейчас помню: и каша на завтрак, и макароны, и капустка там, свеколка… А сейчас – только хлеба в обрез, картошка и морковка, которая после Тьмы чуть не самая урожайная культура. Иная морковочка на полпуда потянуть может… А все остальное – грибы, мясо да рыба…
Я молчу. А чего говорить-то? Хотя… Это что же получается? Мы, значит, с голоду подыхай, сухари вместо конфеток малькам отдавать станем, а буржуи разные будут сидеть, обжираться, руки потирать и ждать, пока мы от голода загнемся?
– Я, товарищ председатель Тимуровского комитета, так думаю: раз у нас еды мало – надо ее у скандинавов забрать! – Я непроизвольно сжимаю кулаки. – Зарницу им объявить и вырезать до последнего.