а просто радовалась всему на свете. Еще дома, собираясь сюда, в Баден-Баден, Викентий Павлович решил, что будет выдавать себя за владельца аптеки. Это было ему не трудно: во-первых, потому, что по роду своей профессии он умел прекрасно перевоплощаться. А во-вторых, потому, что именно владельцем аптеки был его отец. Павел Сергеевич Петрусенко, потомственный дворянин, с юных лет увлекался фармацевтикой. Имения у него не было, но приличное состояние в ценных бумагах и банкнотах не только лежало в надежных банках, но и вкладывалось в прибыльные дела. Павел Сергеевич учился фармацевтике на медицинском факультете, а когда уже был женат, приобрел в центре родного Харькова особняк и оборудовал его под аптеку. На первом этаже располагались три торговых зала – стены обшиты полированным деревом, большие зеркала, стеклянные витрины и очень элегантные стеклянные этажерки-вертушки. На втором этаже работали лаборатории, где специалисты изготавливали лекарства. Аптека магистра Петрусенко пользовалась популярностью не только в городе: почтовые заказы отправлялись во все концы страны… Но отец и мать Викентия Павловича рано ушли из жизни, сам же он, как и отец, с ранних лет был увлечен… но совсем иным. Знаменитые сыщики, раскрывающие страшные преступления… И хотя в этом его увлечении было место и для научных открытий, в том числе химических и медицинских, все же заниматься серьезно аптечным делом Викентий не стал. С согласия младшей сестры Кати он передал аптеку городскому муниципалитету, оставив себе и сестре часть акций. Они до сих пор приносили неплохой стабильный доход…
Коляска, неторопливо двигавшаяся по городу, как-то незаметно проехала его, и вдруг оказалось, что дорога с высокого пригорка убегает вниз, на зеленый луг. Но, опережая вопросы пассажиров, возница свистнул в воздухе бичом, и лошадь послушно свернула влево. Вдоль невысокой, увитой плющом и хмелем изгороди они проехали еще немного, и тут посыпанная гравием дорога окончилась прямо напротив ворот.
– Приехали, – сказал извозчик. – Вот это и есть вилла «Целебные воды».
Об этом же гласила и надпись ажурными буквами, исполненная над воротами в виде арки.
– А здесь очень хорошо, – сказала Люся, спрыгивая на землю и ссаживая дочку. – Если это все – владения господина Лютца, то это и правда настоящий пансионат.
Викентий Павлович понял, о чем говорит жена: изгородь уходила направо и налево, охватывая, по всей видимости, большую территорию. За обширным двором с дорожками из желтого гравия стоял одноэтажный дом – длинный, несколько причудливой формы, из светло-желтого кирпича под розовой черепичной крышей. От крыльца к ним уже спешили женщина и молодой человек – судя по всему, хозяйка и ее сын.
– Фрау Лютц? – спросил Викентий Павлович по-немецки. – Наш друг, герр Семенов, писал вам рекомендательное письмо обо мне и моей семье… Господин и госпожа Петрусенко с дочерью…
– Бог мой! – всплеснула руками женщина. – Господин Петрусенко, говорите по-русски, сделайте милость! Мы всегда так рады своим соотечественникам, да еще
