Племя прозаиков (как минимум большая его часть) ближе по духу скорее ко второму человеку. То есть, если так выразиться, к тому, что поглупее, который, пока на своих двоих на самую вершину не заберется, не поймет: какая она, Фудзи. Хуже того, может оказаться, что прозаику одного подъема будет недостаточно, чтобы проникнуться; а то еще найдутся такие, кто с каждым новым подъемом будут понимать все меньше и меньше. Такая вот у писателей натура. Получается, что дело здесь вовсе не в результативности. Просто, как ни крути, людям сообразительным и трезвомыслящим некоторые вещи не даны.
Поэтому, даже если вдруг кто-то пришел со стороны, написал роман, удостоился любви критиков и читателей, стал автором бестселлера – прозаики остаются невозмутимыми. Они не чувствуют угрозы. Они не злятся (как мне кажется). А почему? Да потому что им известно: надолго в их профессии мало, ну очень мало кто задерживается. У людей искусства – одни темпы, у интеллектуалов – иные, у ученых, стало быть, тоже другого порядка. Но в долгосрочной перспективе подавляющее большинство и тех, и других, и третьих, по-видимому, не вписываются в темп прозы.
Да, конечно, некоторых прозаиков тоже называют «людьми искусства». Более того, среди прозаиков есть люди весьма сообразительные. Просто их сообразительность – особого, «прозаического» свойства. По моим наблюдениям, на обычной понятливости люди выдерживают в нашей среде не больше десяти лет – своеобразный «срок (профпри)годности», по истечении которого требуется другое, более глобальное и долговечное качество. Иными словами, в какой-то момент от «остроты бритвы» надо переходить к «остроте секача». А затем и к «остроте топора». Тот, кто смог благополучно миновать все эти «переходные моменты», делает качественный скачок и выходит на новый уровень писательского мастерства. Как автор он переживет свой век и останется в истории. А кто не смог – уходит: либо пропадает совсем, либо его присутствие становится почти незаметным. Или перестает расти, водворившись там, куда позволили дотянуться сообразительность и рассудительность. Для прозаика ситуация «водворения» означает работу на холостом ходу. То есть, если говорить в терминах, описывающих эффективность системы, – «снижение полезной работы». Прозаики – как те рыбы, которые если не плывут вперед, то умирают.
Именно поэтому по отношению к писателям (то есть к моим коллегам), кому это дело не надоело (ну-ну), кто его не бросил и продолжает писать по сей день, я испытываю глубокое уважение. Разумеется, у меня есть личное мнение, не всегда лестное, по поводу каждого их произведения. Если оставить мнение за скобками, то я думаю, что такие люди, которые в течение двадцати-тридцати лет профессионально писали, нашли своего читателя, прожили долгую жизнь, – это прозаики, обладающие мощным внутренним ядром. И они заслужили уважение.
Внутренний драйв, не позволяющий тебе остановиться и не писать. Недюжинная выносливость, благодаря