С другой стороны, Пушкин и славянофилы, указывая Чаадаеву на величие русской истории и ее «вместимость» в мировую, были совершенно правы. Потому что, на известном уровне, это действительно так. Чаадаев был слеп в этом отношении. Но, главное, спор шел о совершенно разных уровнях. На определенном уровне идея России выходит за пределы истории человечества, с ее ограниченностью, и Россия действительно как бы «выпадает» из истории (что и подметил Чаадаев, но сделал из этого неверные, негативные выводы, не поняв характера этого «выпадения»). Но на другом уровне Россия вполне вписывается в историю этого человечества. Более того, мессианские идеи, например, вера, что Россия с ее глубинно-великим православием как бы завершает (или завершит) историю христианской Европы, – вполне понятна и укладывается в этот уровень. Эти два уровня («невместимость» и «всечеловечность») не отрицают друг друга, а совмещаются (по принципу дополнительности). Как уже неоднократно подчеркивалось, внешне противоречивые уровни сущности России на самом деле сосуществуют.
12
Желательно отметить, хотя это и не относится к теме данной работы, коренное отличие между патриотическим мировоззрением, неотделимым от русской культуры, и мировоззрением националистическим. Эти два мировоззрения отличаются друг от друга вовсе не степенью любви к Родине, а ее характером и направленностью. Патриотическое мировоззрение, до какой бы степени оно ни было самобытно и глубоко, абсолютно совместимо с любовью и уважением к другим народам. Суть националистического мировоззрения – отнюдь не в любви к Родине, а в первую очередь в желании доминировать над другими народами. России глубоко чужд национализм; уважение к другим народам и даже жертвенность – вот черты русской нации. Вспомним, например, какой чисто духовный, лишенный политических амбиций характер носила любовь к России у знаменитого славянофила Хомякова, любовь, основанная на православном миропонимании (стихотворение «России»).
13
Не говоря уже о XIX веке, XX век, если брать его в целом, дал России великих прозаиков, произведения которых имеют фундаментальное и вечное значение, выходящее за пределы литературы в узком понимании этого слова или всякой «злободневности». Некоторые из них – властители умов, преобразившие сознание людей. Но, по крайней мере, каждый из них сотворил глубинный духовный космос, многоплановый уникальный мир, в подтексте их творчества лежала самобытная философия жизни. Таковы в XX веке – Андрей Платонов, Андрей Белый (первооткрыватель модернистской прозы нашей эпохи), Михаил Булгаков, Набоков, Горький.
14
Очевидно,