Железнодорожная станция за раздумьями выскочила из-за домов неожиданно быстро. Довольно проворно выгрузили из автобуса узлы и узелки, но деда мы с Алешей передвигали с превеликим трудом, каждый шаг давался с боем. Больной не капризничал, он даже не мычал, только его парализованная нога теперь не волочилась, дед умудрялся просто вгрызаться ею в мерзлую землю, а сам поочередно отдыхал на наших спинах, в зависимости от того, кто наклонялся двигать его копыто. Мы с Алешей оба еле дышали. Сам дед весил слегка за центнер, да еще его полупальто, старинная «москвичка», прозванная в народе пылесборником, тянула на пудик с большим гаком.
Уже объявили посадку, а мы не преодолели еще и половину оставшегося пути.
– Алеша, помоги мамке, видишь, тяжело ей. И дедушка пускай передохнет на скамейке, успеем мы, не переживай, – отправила я парнишку к Любе на помощь.
– Ты что творишь, гад? – ткнула я кулаком деда в бок, как только Алеша отошел от нас. – Если не хочешь ехать, так зачем с места трогался? Подыхал бы один на своей заимке, а родню-то зачем гробить? По дому затосковал? Гнилушки пожалел, а кровь родную не жалко? Может, вон того бомжа на помощь позвать, посмотри, как ловко в урне роется, видать, дня три не жрамши… У меня две сотни есть, если ему заплачу, так он тебя в вагон по кускам затащит… а уж вшей натрясет, днем и ночью чесаться без передыху будешь… Да ты на Любку-то, бессовестный, посмотри, разуй глаза, сейчас упадет замертво, а барахло твое не бросает. До чего же славная бабеночка! И внучок у тебя золотой. А ты, пердун старый, хряк раскормленный, ничего не ценишь, ни любовь их, ни…
Я вовремя увернулась, чуть не прилетело мне от деда за ласковые слова… Зато ситуацию прояснила полностью: болен, спору нет, но двигаться может очень даже хорошо.
– Ладно, давай поговорим по-доброму, – я резко сменила интонацию, стараясь не смотреть в дедову сторону – тот сидел красный, с выпученными глазами, и оскорблено сопел. – Ты думаешь, мне охота ехать? Нет, не шибко, но надо, ради будущих внуков стараюсь… Вон вахтовики у вагона гудят, на два-три месяца от семей отрываются, думаешь, им радостно сейчас? Ничего подобного! Но тоже надо как-то выживать, денежку зарабатывать. И ты себя не позорь, глава клана как-никак, Алешка на тебя смотрит, с дедушки пример берет. Ты еще долго проживешь, в тебе жизни навалом… и дочке с внуком шибко нужен… где советом, где пенсией поможешь… поверь уж…
Я замолчала. Дед уже не сопел, только брови к переносице мрачно свел.
– Соберись, родимый, через минуту встаем, надо наверстывать, – чуть прикасаясь, я погладила его по рукаву «москвички». – Давай, на раз, два, три, четыре… Опирайся смелее, я привычная, сдюжу…
До поезда