Когда у него на танцах появилась постоянная партнерша Инна, тоже беззлобная и чем-то неуловимо смешная, все были довольны и смотрели на Снеговика со значением. И танцевала она совсем не плохо.
Они уже полгода ходили на хастл и со снисходительностью старожилов оценивали новичков. За это время пришли и прошли отсев снегом, дождем и градом несколько пар и одиночек.
Вот маленькая пышка с фигурой послеживающей за собой разведенки, воспитательницы детсада. Вот кнопка с косичками – милая, неприметная и хорошая – танцует с дылдой на две головы выше, с острым как носок туфли подбородком. Миниатюрный мужик в годах с платиновыми волосами и кошачьей чувственностью движений – либо ловелас, либо педик; разговорчивый беззубый люмпен, добродушный и забавный как большая дворняга, прыгающая за колбасной шкуркой…
– Вон те хороши, да? – Люба кивнула, делая «от партнера – к партнеру». – На голову лучше всех.
У окна танцевала семейная пара: длинная девка с плоской, словно шлепком размазанной задницей, и ее муж – самодовольный жизнерадостный очкарик.
– Даже лучше Игаши и Анечки? – спросил он с улыбкой.
– Пашечка, не делай, пожалуйста, такое лицо, когда говоришь «Анечка»! Может, она недостаточно глубокая для тебя, но она хороший человек.
Слабость Любы к Анне вызывала у Павла иронию. «Может, вам уже жить вместе?» – спрашивал он. «Может. Женщина женщину всегда поймет и не будет морозить, как ты», – не терялась жена. Анна нравилась ей гармонией, тем внутренним светом, которым лучились ее глаза; Люба хотела бы еще больше сблизиться с подругой, но Анна держала вежливую улыбчивую дистанцию, окончательно влюбляя в себя. Павел делал вид, что ревнует, и этим обосновывал внешнюю легкую неприязнь к Анне, что, в свою очередь, маскировало его истинные чувства к ней и отводило подозрения от них обоих.
– Что она недалекая – вообще ни при чем, – сказал он, пропуская Любу под рукой. – Каждому свое. Это нормально. Просто я не верю, что она искренне такая, эта Аня. Говоришь – «простая». Ты видела, как она разговаривает с незнакомыми? Вот это вот: «Что?» – Он холодно приподнял брови. Он умел смешно показать, подловить.
– Есть маленько. – Люба улыбнулась. – Игорь говорит: «Ой, ой, Рюрики пошли!» Смешно так… Он вообще не такой поверхностный. Он просто веселый.
– И красивый, что важно. Ей важно.
– Всем важно.
– Ей – особенно. Чтобы передать ее красоту дворянским детям. Чтоб не испортить породу.
– Мне бы такую красоту, и я бы думала об этом.
Разворот, наконец-то освоенный. «Лодочка». Верхняя смена рук.
– Ой, не знаю. Скрытная она какая-то и непростая, – сказал Павел, помолчав. – Тебе только кажется, что ты ее знаешь. И что у них все так хорошо. Может, она вообще Аня Каренина.
Люба повернулась, будто вот сейчас готовилась увидеть на Анне вуалетку.
– Ну нет, они явно любят друг друга.
– А я только