Политогенез. Храм – Πόλις – ГосударЬство – State. Роман Анатольевич Ромашов

от слов об общем отечестве и общем благе, продолжающем рассматриваться и самим монархом, и его подданными в качестве «государевой вотчины». Поэтому и отличие «государЬства» от «отечества» носит сугубо формальный (а отнюдь не содержательный) характер. «Сыны отечества» звучит благозвучнее, нежели «государевы люди» (по сути холопы/рабы государя), однако, как свидетельствует опыт отечественной истории, об отечестве российские государи вспоминали, как правило, в минуты наивысшей опасности, нависшей прежде всего над их положением в качестве «владетельных господ». Победы, одержанные «сынами отечества», нередко обусловливали репрессии в отношении победителей, задачей которых являлось возвращение почувствовавших себя свободными «сынов (братьев и сестер)» в состояние «государевых холопов».71

      Таким образом, можно сделать вывод о том, что основным отличием функционального понимания государства, сформировавшегося в контексте западноевропейской и российской традиций, является характер отношений власти и подвластных. Если для Западной Европы отделение порядка управления от фигуры главы правительства и самого правительства было продиктовано рациональностью, в основу которой был положен принцип взаимного уважения свободных людей, объединенных общей историей и культурой и понимающих необходимость достижения компромисса разноуровневых интересов, в совокупности образующих «общее благо», то для России на всех этапах ее развития ситуация в сфере формирования и функционирования «государства – порядка» может быть охарактеризована словами великого Фонвизина: «Где же произвол одного есть закон верховный, тамо прочная общая связь и существовать не может; тамо есть государство, но нет отечества; есть подданные, но нет граждан».72