Уже упоминавшийся нами Н.М. Смирнов, муж А.О. Россет, таким запомнил Пушкина в последние годы жизни: «Домашние нужды имели большое влияние на нрав его; с большой грустью вспоминаю, как он, придя к нам, ходил печально по комнате, надув губы и опустив руки в карманы широких панталон, и уныло говорил: «Грустно! Тоска!» Шутка, острое слово оживляли его электрическою искрою: он громко захохочет и обнаружит ряд белых прекрасных зубов, которые с толстыми губами были в нем остатками полуарабского происхождения…»60.
В 1830-х годах состоялось личное знакомство с Пушкиным украинского историка Д.Н. Бантыш-Каменского. Опубликованная им в Прибавлении ко II части «Словаря знаменитых Россиян» статья «Александр Пушкин» (1847 год) тоже имеет оттенок мемуарного свидетельства: «Александр Сергеевич Пушкин, среднего роста, худощавый, имел в младенчестве белокурые, курчавые волосы, сделавшиеся потом темно-русыми; глаза светло-голубые; улыбку насмешливую и вместе приятную; носил на умном лице отпечаток африканского своего происхождения, которому соответствовали живость и пылкость характера, раздражительного, но доброго, услужливого, чувствительного. Он, в особенности, отличался большими своими бакенбардами и длинными ногтями, которыми щеголял. Любезность, острый ум, необыкновенная память и заманчивый, веселый рассказ делали его украшением, душою общества»61.
Нижегородская дама Л.П. Никольская видела Пушкина только однажды – на званом обеде у военного губернатора 3 сентября 1833 года: «Я запомнила наружность этого гостя: по виду ему было более тридцати лет. Он носил баки. Немного смуглое лицо его было оригинально, но не красиво: большой открытый лоб, длинный нос, полные губы, – вообще неправильные черты, но что было у него великолепного – это темно-серые с синеватым отливом глаза, большие, ясные! нельзя передать выражения этих глаз: какое-то жгучее, а при том ласкающее, приятное. Я никогда не видела лица более выразительного: умное, доброе, энергичное. Когда он смеялся – блестели его белые зубы. Манеры у него были светские, но слишком подвижные. Он хорошо говорил: ах, сколько было ума и жизни в его неискусственной речи! А какой он веселый, любезный – прелесть! Этот дурняшка мог нравиться»62.
То строки, написанные доброжелательной рукой. Но недругов, увы, было больше. Вспомним выпад в «Северном Меркурии» (17 ноября 1830 года): «Один известный поэт был не весьма пригож собою… Он имел большие серые глаза; рот, занимавший все пространство от одного уха до другого; толстые отвислые губы, длинный нос, загнутый книзу; и рыжеватые бакенбарды…» и т. п.