Это для ММ было жутким ударом. Как это? В театр, где ставили Вахтангов, Любимов и Стуруа, приглашают некоего мальчика, ничего еще толком не поставившего, а не его – Козакова. И надо сказать, что ММ это прочувствовал глубоко.
Я должен был поставить у них тот же спектакль с артистами «Габимы» и на иврите. У меня главную роль играл Йоси Полак – звезда израильского театра. Дочь Михоэлса, которая была у меня переводчицей, предупреждала, что это звезда с труднейшим характером.
И вот тут ММ еще пуще на меня обиделся и совсем перестал звать в гости. Мы с ним как-то встретились на бульваре Ротшильда, где был его дом, и он не мог скрыть свою неприязнь к происходящему. И я прекрасно понимал, что ему нанесена обида. И когда выходила премьера, я позвонил его жене Ане и очень просил прийти на премьеру. Он пришел, и ему очень понравился спектакль. После премьеры мы поехали на роскошный банкет на берегу моря, в дом известной актрисы, тоже участвующей в этом спектакле.
Столько лет прошло, но я помню, что он отвечал за весь русский театр.
И была там одна совершенно гениальная вещь. На стол поставили поднос с громадным арбузом. А вокруг стояли гости – израильские и российские артисты. И так получилось, что с двух сторон, напротив друг друга, стояли Козаков и Йоси Полак. Арбуз с хрустом разрезала хозяйка – Леора, вынула из сердцевины самый большой и сочный кусок, подержала его между этими двумя актерами и картинно отдала Козакову. И Полак сказал мне на это:
– Знаешь, почему Леора дала Козакову этот лучший и первый кусок арбуза? Потому что он научился без акцента говорить на иврите слово «арбуз».
Он уже в это время стал репетировать в своей антрепризе спектакли. Естественно, уже подтянул туда своих друзей – Валентина Никулина, Леню Каневского и других. Жена его Аня обнаружила в себе продюсерские таланты.
Потом мы почти каждый год приезжали в Израиль на гастроли, привозили свои спектакли. Привезли «Уходил старик от старухи», в котором блистательно играли Мария Владимировна Миронова и Михаил Андреевич Глузский. Это спектакль о прожитой жизни, о том, что всё заканчивается.
Был огромный успех, и банкет, на котором мы с ММ прилично выпили. Когда это всё закончилось, мы пошли с ним по набережной. Мне очень жаль, что тогда не было у меня ни диктофона, ни какого другого записывающего устройства. Потому что я услышал монолог человека, уходившего от чего-то или от кого-то, мне неведомого. Мы шли очень долго, и у меня было ощущение, что я присутствую на съемках потрясающего фильма, который буду потом много раз просматривать. Он замечательно и интересно говорил о театре, о судьбе, о поэзии. Через много лет мы снова читали друг другу стихи, перебрасываясь: а помните? а помните?
И я помню, что довел его до дому, и мы еще долго прощались. У меня было такое щемящее чувство, что мы больше никогда не увидимся. И он остается здесь. Счастье, что через непродолжительное время