Только громадный научный авторитет Кирхгофа и замечательная методическая последовательность в аргументации могли скрывать некоторое время ее слабые стороны.
Прежде всего критик изменяет своему основному правилу – держаться исключительно текста писателя. На самом деле он ищет опоры в преданиях о чтении Геродотом своей истории и государственной награде историка, верит, будто элегия Софокла обращена была к нашему историку; далее сомнительные стихи «Антигоны» признает подлинными и, во всяком случае, весьма раннего происхождения, тогда как почти несомненная подложность их лишает этот аргумент всякого значения. От одного из подобных доводов критик впоследствии отказался сам. По его уверению, «ассирийские повествования» (ʼΑσσυριοι λογοι) должны были эпизодически входить в дальнейшее изложение, тогда как гораздо вероятнее, что Геродот собирался написать отдельное сочинение об Ассирии. Замечание Геродота о положении квадриги на пропилеях (V, 77) было бы невозможно, если бы автор имел в виду пропилеи Мнесикла, оконченные при Перикле в 432 году: в Перикловых пропилеях Геродотово положение квадриги немыслимо, или же историк говорит об этом только по слухам. Вообще во второй части Геродотова сочинения нет ни одного места, которое вынуждало бы нас приурочивать составление его к Афинам. С другой стороны, мы уже знаем, что знакомство автора с Южной Италией обличается не с III книги (125), а с самого начала первой книги. Мало того: во II книге (177) историк говорит об афинянах «те» (εκείνοι), следовательно, пишет о них не в Афинах, а сравнение пути от моря до Гелиополя с дорогой, идущей от афинского жертвенника до храма Зевса Олимпийского (II, 7), нисколько не обязывало писателя производить эти вычисления в Афинах. Потом, каким образом допустить, что писатель, работающий по определенному плану, что составляет одно из основных положений Кирхгофа, принимается после перерыва за продолжение работы, не справившись предварительно с тем, что у него написано, и допускает пробелы по забывчивости? Что историк не забыл о Дарии, лучше всего показывает начало IV книги. Далее, первые две с половиной книги Геродотовой истории менее всего способны были привести афинян в восторг и подвигнуть их на необычайно щедрое вознаграждение автора. Наконец, гипотеза Кирхгофа вынуждает нас верить, что текст Геродота с самого начала вышел из рук автора в том виде, в каком мы имеем его теперь, что отдельные выражения, относящиеся к каким‑либо современным событиям, не могли быть занесены потом в другом месте, со слов более или менее осведомленного свидетеля.
Ввиду всего сказанного понятно, почему число сторонников Кирхгофа в настоящее время весьма незначительно, а возражения против его построений высказываются с разных сторон и с различных точек зрения.
Десять лет спустя после первого появления гипотезы Кирхгофа Ад. Бауэр выступил на защиту и детальнейшее обоснование положений, выставленных раньше Гейзе и Шеллем.
Присутствие в сочинении Геродота некоторых противоречий,