Детство прошло в военной среде, БТР был заурядной вещью, а солдаты – кем-то вроде дворников. Но во всех военных городках, где мы жили, с боеприпасами было строго, а вот в последнем, в Таманской дивизии, была удивительная вольница, просто анархия. Патроны были доступны детям, и я долго увлекался всякими взрывами. У нас было развлечение, которое называлось „ловить патроны“. Рядом с полигоном, куда, кстати, могли зайти все желающие, было озеро. И в него выкидывали патроны, оставшиеся после стрельб. Офицеры отстрелялись, патроны нужно везти обратно и сдавать на склад, а им лень. И они их выкидывали в воду. А мы брали магнит из мотора, привязывали к веревке и забрасывали, а когда доставали, он был с патронами. У солдат на еду можно было выменять ящик автоматных патронов или снаряд, который потом распилить, достать порох, завернуть в фольгу и пускать ракеты. Патронами дети торговали в школе – 10 копеек стоил автоматный, 15 копеек – трассер. Моему однокласснику изуродовало все лицо. В одном из военных городков, где я жил, от таких же развлечений погибли двое детей.
Так что весь конец Советского Союза я взрывал, слушал музыку и читал…»
19 августа 1991 года пятнадцатилетний Алексей Навальный дома, в подмосковном поселке Калиненец, смотрел пресс-конференцию ГКЧП. Весь день до нее Центральное телевидение показывало балет «Лебединое озеро», отменив остальные передачи. Интернета еще не было, и можно быть уверенным, что у часового бенефиса шестерых косноязычных заговорщиков был тогда грандиозный рейтинг. За годы перестройки советский человек превратился в информационного наркомана, и маленькие лебеди во время больших событий вызвали у него настоящую ломку: многие так и сидели с утра перед телевизором, словно пытаясь разглядеть происходящее за кулисами. Настроение большинства скакало галопом: от эйфории почти участия в чем-то по-настоящему историческом до истерических опасений, что в телевизоре, кроме лебедей, снова поселятся одни лишь Игорь Кириллов[5], Юрий Сенкевич[6] и тетя Валя[7]. Единственным человеком в СССР, не смотревшим трансляцию, был президент СССР Михаил Горбачев, запертый на даче в Крыму. Окруженный домочадцами, с помощью японского приемника он слушал «Голос Америки», который по его же предусмотрительному решению за несколько лет до того перестали глушить. Были, правда, и те, кто сами в тот день стали ньюсмейкерами. Уже с утра они собирались у ельцинского Верховного Совета – единственный в российской истории случай, когда с риском для жизни люди отправились на баррикады не отстаивать свои убеждения, а защищать собственную свободу.
О