Любовник, неся потери, все же теснил оценщика с занимаемых позиций. Мои руки сами собой легли на теплые плечи зеленоглазой красавицы; Ивилина вздрогнула, полураскрыла губы, и этот ее порыв доконал оценщика надежно и навсегда.
– Рета-ано…
– Любовь моя…
У ее губ был свой собственный, одуряющий запах. Вся одежда, оказавшаяся на мне в тот момент, оказалась вдруг лишней.
– Рета-ано…
На короткий миг я забыл, где нахожусь. И о том, кто такая Ивилина, и о собственных стесненных обстоятельствах; этот момент стоил жизни – но именно в эту минуту в дверь спальни оглушительно забарабанили тяжелые неделикатные кулаки:
– Госпожа Дэр! Откройте, немедленно откройте, госпожа Дэр!
Губы моей прелестницы мгновенно сделались холодными и безжизненными. Тонкие пальчики капканом сдавили мне запястье.
– Ретано… О нет. Скорее…
Дверь, казалось, готова была слететь с петель. Торопиться, на мой взгляд, было уже некуда.
– Бегите, Рекотарс… Ради Неба… Скорее прочь…
Ивилина метнулась к окну, выглянула вниз, испуганно отшатнулась, прошептала со слезами в голосе:
– Сторожат… Это Крод, это он, скотина… – и мне, уже без слез, с плохо сдерживаемой злостью: – Вы погубили меня! В постель!
Последнее распоряжение настолько не вязалось с происходящим, что я заколебался.
– В постель! – прошипела Ивилина, теряя остатки томности. – Чтобы не нашли… с головой!
Как был, в одном сапоге и рубахе нараспашку, я кинулся под балдахин и зарылся в груду одеял, а расторопная Ивилина подкинула мне вслед недостающие части моего гардероба.
– В чем дело? – громко спросил ее спокойный сонный голосок.
Стук оборвался.
– Немедленно откройте дверь, – с торжеством потребовали снаружи. – Есть сведения, что в дом пробрался вор!
Под одеялами нечем было дышать. Я, конечно, мечтал оказаться в этой постели – но не в таком же виде!
– Вы разбудили меня, – с упреком сообщила Ивилина, лихорадочно уничтожая следы моего пребывания. – Я с трудом заснула… Меня преследовали кошмары, поэтому я заснула при свечах…
– Немедленно откройте!!
Хотел бы я знать, что за самодовольный мужлан имел право так грубо и бесцеремонно вторгаться в личные дела моей Ивилины.
Звякнул, отодвигаясь, засов. Комната сразу наполнилась тяжелыми шагами – вошедших было человек пять, не меньше. Моя шпага была тут же, под одеялом, – но дотянуться до рукояти означало выдать себя.
– В чем дело, Крод? – спросила Ивилина уже возмущенно. – Какое право вы имеете обращаться со мной подобным образом?
Вот-вот, подумал я уныло. Как по-моему, так и дверь отпирать не следовало. Дверь крепкая, авось бы устояла…
– Здесь душеприказчик вашего покойного мужа, с ним нотариус, – Крод был, судя по голосу, старше пятидесяти, – и я, как единственный родственник покойника, обязан способствовать