Оборотень понимающе хмыкнул. Для Картнэма его жажда крови была пустяками, для него же – болью, голодом и страхом… Они продолжали ужин и беседовали, как в давние добрые времена.
Грудь тяжело вздымалась, рука была неправильно изогнута, все тело изломалось, словно разбитая кукла. Меркнущим взором он увидел подле себя обломки черной кареты и двух мертвых коней, вся шкура которых являла собой ужасающее зрелище: смесь крови, земли и торчащих из плоти костей.
В сознание прокралась мысль, что сам он выглядит сейчас не лучше. Дышать было тяжело – должно быть, не одно ребро сломано, ног и рук он не ощущал вовсе, по лицу стекало что-то горячее и мокрое. Чувствуя, что умирает, он закрыл глаза и тут же всплыли странные воспоминания. Совсем еще недалекие…
Это было незадолго до осады Проклятыми Элагона в столице славного Ронстрада, Гортене.
За столом сидел человек в богато расшитом плаще зеленого, как трава в проблесках росы, и красного, как сок спелой вишни, цветов, выдающих в нем вельможу. На грубом, но по-мужски привлекательном лице плясали отблески от стоящей перед ним одинокой свечи, вырывая из комнатной тьмы покатые скулы, слегка впалые щеки, кончик острого, как кинжал, подбородка и прямой нос с небольшой горбинкой. Глаза и тяжелые мешки под ними тонули в непроглядных тенях. Длинные волосы по случаю были расчесаны и собраны в хвост, закрепленный лентой вишневого цвета.
Человек, сидящий за столом, был непревзойденным мастером маскировки, он мог менять личины с легкостью умелого чародея, но даже и не думал применять для такого дела магию. Сейчас же был один из тех редких случаев, когда он пребывал в своем истинном облике, благо мало кто знал, кому на самом деле принадлежало это лицо. За долгие годы службы он сменил столько личин, нацепил на себя столько жизней, что его родная кожа, его глаза, его скулы, лоб и волосы, его бедный нос стали лишь очередной, самой позабытой из них.
Был ранний вечер, но на улице уже стемнело. Он сидел, облаченный в праздничную одежду, и ждал. Свеча горела перед ним на столе, будто приглашая призраков, которые жили в старом заброшенном особняке в центре Гортена, прийти к ужину. Подчас огонек подрагивал, когда по большому пустому дому проносились сквозняки, – то неживые шептались между собой, в тоске задавая вопросы, но не ожидая на них ответов.
На окне висела выцветшая тяжелая штора, покрытая слоем пыли, как и все в комнате. Занавесь не была задернута, впуская в окно сумерки, и постоялец заброшенного дома не спешил скрыться за ней от возможных любопытных прохожих. Немигающим взглядом, словно боясь пропустить нечто важное, он глядел во тьму, не в силах, правда, различить ни растущих у самой стены долговязых деревьев, ни розовых кустов среди зарослей бурьяна. Он сидел вот так уже полчаса, но ни разу не пошевелился. Он ждал…
В какой-то миг за окном послышалось лошадиное ржание и скрип колес. К ржавой решетке подкатила большая карета,