– А я и впрямь немолодой сеньор, – вздохнул Кратов, – который безнадежен не только для прогулок на гравискейте.
– Жаль, что вы не видели моего единорога, – сказала Рисса. – Он был замечательный. Но он скоро умер…
– А тебя уволили, чтобы не мешала выращивать шерстистого носорога.
– Вы все знаете. Этот болтун Майрон…
– Он был первым, кто встретился мне на острове. Вернее сказать, его бубос.
– Глупое животное, – проронила Рисса. Нелегко было понять, к кому относилось это определение: к быку или его хозяину.
– Наверное, было нелегко похоронить то, что было создано собственными руками, – сочувственно произнес Кратов.
Рисса коротко вздохнула. Ее носик заметно покраснел даже под густым загаром, глазки заблестели.
– Единорог был маленький, – сказала она. – Не успел подрасти. Майрон хоронит своих зверей десятками. Он и моего… похоронил. Для него одним больше, одним меньше…
Кратов удивленно вскинул брови. Услышанное плохо вязалось со вполне детским обликом его провожатого. И уж совсем не укладывалось в его представления о детских играх.
– Все же, ты не отчаивайся, – пробормотал он. – Не опускай рук. Только постарайся, чтобы никто больше не умирал. И – спасибо за скейт… дочка, – Рисса проказливо надула щеки и вытаращила глаза, теперь в которых отчетливо читалось: «Ну, попадешься ты мне лет через несколько!..» – Увидимся.
Итак, одну ногу – точно посередине. Знать бы еще, какую именно… Поскольку толчковой всю жизнь была левая, ее и употребим. (Скейт норовисто вздрогнул.) А правую, как учили, сзади на носок. И не перепутать, где скорость, а где направление. Навыки драйвера здесь не годятся, они распространяются на две руки и десять пальцев. Никогда не думал, что придется управлять ногами. Великое дело – врожденная координация всех конечностей. Как у шимпанзе… Где там у нас набор высоты? (Нервически дрожа, скейт всплыл над землей и метрах в трех в задумчивости остановился.) А сейчас легонечко, в одно касание, подадим его вперед… У-ух!
Он не сверзился, и это было чудом. Больше того: он летел, и летел уверенно и быстро. По крайней мере, так ему казалось.
Описав широкую дугу, Кратов совершил над лужайкой нечто вроде круга почета. Сверху ему видно было, для чего понадобилось строить изгородь: за ней паслись коровы, целое стадо огромных молочных коров, черно-пестрых, с трехметровыми, не меньше, рогами. Странные звуки, в свое время озадачившие Кратова своим происхождением, были мычанием. Разумеется, если бы какому-то из этих животных захотелось простора и свободы, хлипкие жерди серьезного препятствия не составили бы. Но ни одна из буренок излишним своеволием не страдала. С дальней стороны выпас вплотную примыкал к реке с глинистым, растоптанным вдрызг берегом. Несколько коров недвижно стояли, погрузившись по брюхо в осязаемо прохладные струи, – не то утоляли жажду, не то просто забыли выйти из воды.
Впереди громоздился лес – буйное переплетение деревьев и лиан.