Вечная ночь. Полина Дашкова

другая, не такая, как была я в этом возрасте. Она живет только страстями, сиюминутными желаниями. Страдает из-за лишнего веса, голодает днем, а ночью атакует холодильник. У нее не работают сдерживающие центры. Она не может пересилить себя. Я бьюсь, как рыба об лед, вкалываю сутками, чтобы девочка ни в чем не нуждалась. Сколько стоит так называемое бесплатное высшее образование? А приличная одежда, поездки за границу? С двенадцати лет, каждый год, она ездит в Англию, но все не может говорить по-английски. Нет, это не комплексы, это лень и разгильдяйство. Какой-нибудь прыщ на лице ее волнует больше, чем ее собственное будущее. Она инопланетянка, я не понимаю свою дочь, – твердила мама, комкая в труху бумажный платок.

      – Вы и не пытаетесь ее понять. Вы только говорите: я хорошая, она плохая! Вы требуете, чтобы она была вашей копией. Но она ведь не клон, верно? Она ваш ребенок, совершенно отдельная личность. В детстве она пыталась заслужить вашу любовь. Она чувствовала, что вы хотите видеть в ней повторение себя. И старалась во всем вам подражать, при этом беспощадно ломала собственное «я». В итоге там внутри колючие, болезненные обломки. Она не инопланетянка. Вы говорите на одном языке, но ваше общение больше похоже на монолог. Пусть оно станет диалогом. Не давите на девочку, попробуйте послушать ее и понять. Лишний раз погладить по голове, поцеловать, сказать что-нибудь ласковое – разве это так сложно? Соне просто не хватает любви.

      «А кому ее хватает? – думала Оля, пока бежала по лестнице. – Вроде бы я помирила этих двоих. Барьер взаимных нервических претензий не разрушился, но треснул. Я взяла на себя ответственность, выписала Соню домой. Все, что с ней произошло, останется тайной. В медицинской карте написано, что у нее тяжелое пищевое отравление. Хоть что-то хорошее я сделала сегодня. Я больше не буду думать о Молохе. Не хочу, не могу. Когда я о нем думаю, я опять погружаюсь в какой-то душный мрак, в вечную ночь, я как будто умираю вместе с каждой его жертвой. Сколько их было? Не верю, что всего четыре. Десять, как минимум. Остались нераскрытые дела, возможно, кого-то осудили и даже расстреляли вместо него или кто-то покончил с собой в камере, до суда, как, например, Анатолий Пьяных, давыдовский душитель».

      Это был первый серийный убийца, которого увидела Оля, когда начала работать в Институте судебной психиатрии. Анатолий Пьяных проходил экспертизу в 1986‑м. Действовал в Подмосковье, в городке Давыдове, с 1983 по 1986 год. На его счету было пять трупов. Дети от семи до шестнадцати, четыре девочки и один мальчик, воспитанники интерната для слепых и слабовидящих сирот.

      Два года назад Оля вспомнила о Пьяных в связи с делом Молоха. Почерк давыдовского душителя был чем-то похож на почерк Молоха. Удушение руками, гематомы на затылке. У каждого ребенка срезана прядь волос.

      Убийца оглушал, раздевал, душил. Срезал пряди. Маслом, правда, не поливал, в озере топил. Сначала была вода. Потом – масло.

      – Не выдумывай! – говорил Гущенко. –